Июль 2008 года
…
Вместо предисловия. Наверное, не ошибемся, если предположим, что имя писателя Барри Пейна для многих из вас новое имя. Значит, знакомство с ним и с его произведениями вполне можно назвать «премьерой». Итак… «Новые имена. Премьера книги». Талантливый английский писатель Барри Пейн (псевдоним Эрика Одела) (1864-1928) был современником знаменитых Джона Голсуорси, Бернарда Шоу, Оскара Уайльда, Джерома К. Джерома.
Он был человеком увлекающимся. Судьба благоволила к нему — увлечения начертали его жизненный путь. В отроческие годы он редактировал школьный журнал. Учась в университете в Кембридже, он поражал преподавателей эрудицией, интересом к различным областям знаний, за что неоднократно получал награды. После университета и службы в армии он отправился за журналистским счастьем в Лондон, где сотрудничал в газетах «Панч», «Спикер». В 1887 году он сменил Джером К. Джерома на посту редактора газеты «Сегодня».
Работа в лондонских изданиях давала материал для его работ, большинство из них опубликовано в 90-е годы XIX века. Первый его роман «Элиза» (1900 г.), повествующий о простых жителях Лондона, не только прославил его, но и позволил проницательным критикам усмотреть в молодом писателе дар комедиографа.
Он прославился своими романами, юмористическими рассказами, а также фантазиями и историями о сверхъестественных явлениях. В этом году издательство «Азбука-классика» выпустило сборник из пятнадцати рассказов Барри Пейна «Переселение душ» в переводе Зинаиды Сергеевны Богдановой. В начале ХХ века рассказы Барри Пейна тоже выходили на русском языке, но их можно по пальцам пересчитать — они опубликованы в 1913 году (библиотечка «Сатирикона»), а один его рассказ вошел в подборку смешных историй английских писателей, изданных в 1924 году.
Героями историй Барри Пейна были и скромный учитель, и студент, и музыкант, и художник, и прекрасная девушка, и аристократ, и даже… воришка. Он писал и о животных с таким же пониманием и любовью, как о людях. И, конечно, не обошел он вниманием и детей. История, которую мы предлагаем вниманию читателей, не вошла в переведенный З. С. Богдановой сборник. «Ключ от курятника» повествует о мальчике из интерната, о приключениях Тома Сойера с берегов туманного Альбиона.
(печатается в сокращении)
Как это было
Когда я ходил за яйцами, то брал с собою Джимми Стэлсайда, маленького, щупленького парнишку, двумя классами младше меня, проворного и послушного. Если можно так выразиться, мы являлись партнерами в фирме по добыче яиц. Но в тот раз я не взял его с собой, потому что решил в тот день просто погулять. Однако ноги сами понесли меня в сторону небольшого лесопитомника на Линтвейтской горе. Там я увидел ворона, который вылетел из гнезда, что на вершине молодого деревца. От дуновения ветра деревце слегка покачивалось. И тут мое безобидное намерение погулять испарилось. Захотелось залезть на верхушку дерева и выудить все яйца из гнезда этой редкой птицы.
Я уставился на деревце и долго рассматривал его. Оно, подумал я, будучи совсем молодым, должно быть гибким и не сломается под тяжестью моего тела, только согнется.
Если бы со мной оказался Джимми Стэлсайд, дерево выдержало бы этого мальчишку. Но как не хотелось оставить гнездо в покое: желающие запустить в него руку все равно найдутся. Почему тогда мне самому не попытать счастья?
.. Я миновал три четверти пути к вожделенному гнезду, когда дерево сломалось. Почва оказалась мягкой, но земли я наелся до отвала и до крови расквасил нос. Я медленно поднялся и ощупал себя. Повреждений было немного, но лодыжку я все-таки вывихнул. Я приложил к носу платок, чтобы остановить кровотечение, и поковылял к гнезду, упавшему вместе с деревом. Гнездо оказалось пустым! Даже если бы там что и было, яйца все равно разбились бы всмятку.
От злости на самого себя я выкрикнул:
— Ну, Джимми, погоди, попадись мне только!
Если бы Джимми оказался под рукой, я бы загнал его на дерево. Теперь я видел в нем причину всех своих бед.
И вдруг раздался чей-то смех. Я обернулся и увидел долговязую девчонку, стоявшую в тени деревьев в нескольких шагах от меня. Она казалась моей сверстницей, к тому же прехорошенькой. Рядом с ней на земле стояла корзина. Девчонка смутилась, поняв, что я заметил ее.
— Ну, — сказал я ей. — Чего тут смешного?
Девчонка положила палец в рот и продолжала разглядывать меня.
Я ожидал, что она подхватит свою корзинку и удерет, не сказав ни слова. Но не тут-то было! Убегать она не собиралась и даже ответила на мой вопрос:
— Смешно, что ты разговаривал сам с собой! Странный ты мальчик!
— И не странный, — возразил я. — Тебе смешно, потому что я нюхалку расквасил. Если бы ты не была девчонкой, я бы с тобой разделался.
— Мне вовсе не было смешно. Я испугалась. Даже чуть сама не закричала. Ты здорово повредился?
— Вывихнул ногу, расквасил нос, наглотался пыли, жуков и всякой дряни.
— А зачем полез на это дерево?
— Увидел на верхушке воронье гнездо и подумал, что дерево меня выдержит.
— Если будешь ломать молодые деревья, тебя накажут.
— Ха! Пусть сначала поймают.
Девчонка вышла из тени на солнышко. Я увидел, что у нее красивые длинные волосы. Тогда я плохо в этом разбирался, но они мне понравились.
— А у меня есть три вороньих яйца, — похвасталась она.
— Неужели сама их достала? — удивился я.
— Нет, это мой двоюродный брат добыл их для меня.
— А как его зовут?
— Билл. Билл Хелком. А я Мэрион Хелком.
— И ты все их выпила?
— Да.
Она, видимо, гордилась этим.
— А потом продырявила с двух концов и нанизала на нитку?
— Да.
— А можно еще интересней сделать. Когда в следующий раз принесешь яйца, сделай одну дырку, но только посередине, вставь в нее трубочку и через трубочку выпей то, что внутри яйца. Попроси у кузена трубочку, он тебя научит, как это делать. Хотя вряд ли он умеет.
— А что дальше?
Я объяснил, что тогда яйцо можно положить дыркой вниз, и оно будет выглядеть совсем как целое. Это лучше, чем продырявить со всех сторон, размалевать и нацепить на шею.
— Поняла, — сказала она и, видимо, обиделась. Но, вспомнив, что говорит с пострадавшим на поприще добычи яиц, добавила: — Если я раздобуду вороньи яйца, то отдам тебе, чтобы с тобой не случилось беды.
И мне стало стыдно, как обычно бывает, когда думаешь о ком-нибудь плохо и делаешь ему гадость, а потом вдруг обнаруживаешь, что это приличный человек. Я не знал, что сказать ей в ответ. Только поблагодарил ее и сказал, что она лучше многих девчонок, потому что они трусливые, боятся лазать на деревья за яйцами.
Она серьезно на меня посмотрела и сказала, что мне надо остановить кровотечение из носа.
— Если приложить на спину что-нибудь холодное, тогда все пройдет. Но у меня ничего такого нет, — ответил я.
— Зато у меня есть! — воскликнула девчонка, и вид у нее был такой довольный, будто она нашла интересную книжку. — Я ходила за яйцами в курятник, и у меня есть большой ключ.
Она нагнулась к корзинке и подняла ее.
— Ты кладешь ключ прямо на яйца? — удивился я. — В следующий раз будь осторожней. Клади тяжелый ключ на дно корзинки, а яйца сверху.
— Я так и сделаю, — сказала она.
Можно подумать, я во всем разбираюсь. Другой бы кто огрызнулся, мол, без тебя, такого умного, разберемся. А она не спорила, и меня это удивило.
…Я просунул ключ за шиворот. Он был холодным, как лед. Я ждал, когда закончится кровотечение, а тем временем разговаривал с девчонкой. Она поведала мне, что приехала к дяде погостить на месяц и осталось всего-навсего две недели. Я видел ее дядю, и меня потрясло то, что между этим грубияном и этой доброй девочкой существует родство.
С ее дядюшкой я познакомился так. Мой приятель из интерната, Реджи Уинтер, и я отмечали начало каникул курением хорошей сигаретки. Однажды мы взяли с собой сигареты, влезли на стог сена и закурили. Вдруг, откуда ни возьмись, этот Хелком. Он налетел на нас с руганью, сказал, что этот стог принадлежит ему и он пожалуется нашему начальству. Но так и не наябедничал. Это было все, что я о нем знал.
А потом я спросил ее, в какую церковь она ходит, и она ответила, что чаще всего в Линтвейтскую. Я посоветовал ей прийти в ближайшее воскресенье в Мэннерскую. Мой интернат посещает как раз ее. И еще она сообщила, что поднимается в курятник каждый день. Одно из яиц в корзинке было от ее собственной курочки, она пометила его крестиком. И подарила его мне.
Кровотечение прекратилось, и я хотел вернуть девчонке ключ, но не смог этого сделать, да и у нее ничего не вышло. Я подпрыгнул несколько раз, чтобы он выпал, но все без толку. Это был огромный, старый ключ, и он прилип к моей спине. И тут из моего кармана вылетели часы.
— Без двенадцати четыре! — воскликнул я. — Я опаздываю в школу! Если опоздаю, мне попадет.
— Тогда беги сейчас же, — отозвалась девчонка. — Только ключ у тебя все еще на спине.
— Слушай, — сказал я, — завтра утром я вырвусь между двенадцатью часами и часом, положу ключ под замковый камень слева от тех ворот, которые сверху. Там найдешь его, если захочешь.
— Это было бы здорово. — И она повторила: — Под замковым камнем слева, верхние ворота. Запомню. Ты уверен, что он не упадет, пока ты побежишь? Не упадет? Тогда хорошо. До свидания.
Я едва успел на перекличку. Ключ наконец-то отстал от спины, и я убрал его в карман. Но вывихнутая лодыжка совсем разболелась. А главное, я не знал, что делать с яйцом. Если бы было шесть часов, я бы пробрался в какой-нибудь кабинет и разогрел его на газовой плите. Но к шести часам не успел. Тогда я решил заполнить ванну водой, горячей как кипяток. И, положив в нее яйцо, сел на край и стал ждать, пока вода остынет. Через двадцать минут я попробовал яйцо. Оно было не совсем готово, но и не сырое. В общем, вполне съедобно.
На следующее утро моя лодыжка распухла, я с трудом ступал на ногу. У меня была уйма всяких дел: занятия, между двенадцатью часами и часом дня положить в условленное место ключ, а потом подняться в кабинет врача. Но мне не удалось ничего этого совершить. Заведующий интернатом увидел, как я ковылял по двору, и послал меня в больничку. Там на лодыжку наложили повязку, заставили лечь на кушетку и запретили двигаться.
Я задумался: как же все-таки доставить ключ. Иначе девчонке не избежать неприятностей. И придумал. Я знал, что Реджи Уинтер зайдет сюда после школы, чтобы узнать, что случилось со мной. Он действительно появился и спросил меня, как я повредил ногу.
— Пытался поставить рекорд, — начал врать я. — Бежал отсюда до ворот питомника на Линтвейтской горе и обратно, успел за тридцать минут.
Я смог бы справиться за двадцать четыре. Но сказал: тридцать, потому что только так можно заставить Реджи Уинтера похвастаться, мол, он может пробежать гораздо быстрее. Так и получилось.
— Ну что это за рекорд, — заявил он. — Тридцать минут! Я бы сбегал за двадцать, и когда угодно!
— Ты всегда болтал, что в беге переплюнешь любого. Вот и беги, кто тебе мешает. Спорим на шиллинг, что тебе за двадцать минут не уложиться.
— Готовь денежки! — сказал он.
Я дал Реджи ключ от курятника и велел положить его под замковый камень с левой стороны ворот, чтобы потом я смог убедиться, что он там был. Я добавил, что это старинный ключ, я тоже с ним бегал. Затем я засек время, и он помчался во весь дух.
Я лежал себе спокойно и посмеивался: втянул Реджи Уинтера в свои дела, а он и не подозревает об этом, а если сделает все как надо, то именно мне придется выложить шиллинг. А потом мне стало не до смеха: я ведь не сказал ему, что ключ должен быть оставлен у верхних ворот. А он, конечно, бежал туда, где мог сэкономить целую минуту.
Лучше бы у меня зуб выдернули. Плохо, когда до тебя вдруг доходит, что ты полный идиот, но еще хуже понять это, когда торжествуешь победу. Я думал о девчонке, которая расположена ко мне, даже подарила яйцо от собственной курицы. И, между прочим, отнюдь не дурнушка. Она считает меня человеком, способным держать слово. А какой скандал поднимет ее дядька, мне не хотелось даже думать.
Интересно, расскажет ли она дядьке о том, что дала ключ мне, чтобы я положил его на спину? Нет, ничего она ему не расскажет, как пить дать, не расскажет. В этом я был уверен.
Вернулся Реджи Уинтер, отдуваясь и тяжело дыша так, что с трудом мог говорить. Он опоздал на две минуты тридцать пять секунд. Швырнув мне шиллинг, он сказал, что мог бы справиться и за двадцать минут, если бы занимался только бегом.
— Нет, не смог бы, сынок, — сказал я. — Вряд ли ты успел бы туда и обратно даже за двадцать две минуты тридцать пять секунд.
— Ей-богу, успел бы. Я положил ключ там, где ты мне сказал, у ворот, можешь проверить, когда перестанешь притворяться.
— Велика радость от притворства: валяться и никуда не высовываться. К каким воротам ты бегал?
— К ближайшим, конечно. Какой смысл бежать к верхним?
Фокус не удался!
Я хотел рассказать все Реджи Уинтеру. Я верил, что он доставит ключ куда надо. Но тогда я должен выдать девчонку. И себя в придачу. И все ребята узнают об этом, да еще с добавлениями. И тогда я вспомнил о Джимми Стэлсайде. Его я мог заставить сделать все, что мне нужно, без объяснений, что невозможно, когда имеешь дело с Реджи Уинтером.
— Реджи, пришли ко мне Джимми Стэлсайда, — попросил я.
И Джимми явился.
— Привет, старик, — сказал он. — Слышал, ты вывихнул ногу? Как это тебя угораздило? Чего тебе?
— Слушай, Джимми, — сказал я. — Ты не мог бы сократить себе время обеда?
— Я бы охотнее сократил количество уроков. Часов в двенадцать любой нормальный человек хочет есть! Но если срочно куда нужно, то делается так. Нужно сказать двум парням, которые сидят по обе стороны от тебя, чтобы они сели плотнее и на твое место никто не влез. И еще предупредить официантку, чтобы она не утащила еду обратно на кухню, пока ты бегаешь по своим делам. Тогда никто не догадается, что тебя в столовой нет.
— Сделай для меня кое-что. Может быть, тебе придется пропустить обед. Вернешься полпервого, перед уроками, и покутишь в кафе. Вот тебе на это шиллинг. (Это был тот самый шиллинг, который я получил от Реджи, так что я ничего не терял.)
— Ты из-за яиц прислал за мной?
— Да, — ответил я, и не соврал: ведь ключ от курятника имеет прямое отношение к яйцам, с этим согласится кто угодно. Но Джиму сказал: — Сначала ты не поймешь, в чем дело. Тебе нужно сделать все как следует, и тогда получится так, как я задумал. Надеюсь, никому не разболтаешь об этом, иначе наши планы нарушатся.
— Не разболтаю. Что делать?
— Сбегай к питомнику на Линтвейтской горе. У нижних ворот под замковым камнем слева найдешь ключ, возьми его и положи тоже под замковый камень, но у верхних ворот.
— Хорошо. Но не вижу, при чем тут яйца.
— Я предупреждал тебя, что ты пока ничего не поймешь, и не могу объяснить, в чем дело. Тебе нужно всего лишь положить ключ в другое место.
Мне было приятно думать, что девчонка найдет ключ сегодня же. И тогда я успокоюсь. Радуясь этому, я с аппетитом уничтожил принесенный мне обед.
Только я успел поесть, как Джимми вернулся, ворча, что ключа там не было. Он осмотрел обе стороны ворот, так что не мог ошибиться. И думал, что я разыграл его.
— Нет, не разыграл, — ответил я. — Это слишком серьезное дело, и я должен в нем разобраться.
Но я так ничего и не понял. Реджи положил ключ туда, это уж точно, он потому и проиграл шиллинг, что потратил на это время. И несомненно, Джимми не нашел там ключа. Он бы не стал врать мне, это не в его характере. Но что предстояло пережить девчонке, если она лишится ключа? Хотите верьте, хотите — нет, но я почти не спал в эту ночь.
История ключа
Лишь в воскресенье врач позволил мне выйти на улицу.
Вместе с ребятами из интерната я отправился в Мэннерскую церковь. Я полагал, что девчонка, рассердившись на меня, не придет туда. Но я увидел ее на том месте, которое сам же советовал занять — напротив меня. Сначала она сидела, уткнувшись в книгу. Только во время последнего гимна кивнула мне и улыбнулась. Я понял, что все не так уж и плохо. Но как с ней связаться? Я хотел дать ей знак, чтобы она написала записку, что случилось, поместила это письмо в перчатку и бросила, когда выйдет в церковный дворик. Я подниму эту перчатку, вытащу письмо, верну перчатку ей, как того требует приличие. Правда, я никогда в жизни не видел, как джентльмен поднимает перчатку дамы.
Служба закончилась. Я сидел, ожидая, когда выйдут мои товарищи из церкви, и видел, как она чинно выходит из церкви через боковой проход…
На следующий день я получил три письма от трех различных тетушек; они, судя по всему, были не знакомы друг с другом, но, будто сговорившись, прислали мне деньги. Денег набралось больше двух фунтов. Я решил потратить один фунт на продукты, а оставшиеся деньги поместить в почтовый сберегательный банк, чтобы явиться за ними, когда буду нуждаться в деньгах. Я шел по деревне к зданию почтамта и вдруг замер перед окном ювелира, продававшего и скобяные изделия. Меня не интересовали подставки для гренков и тому подобные штучки. Мне хотелось рассмотреть крысоловку, выставленную в окне. И тут заметил амулеты, которые носят на брелоках для часов. Я увидел брелок, где в одной связке было сердечко, якорь, крест, эвклидова диаграмма и даже серебряный ключик. Все это добро стоило семь шиллингов и шесть пенсов. Но я отделался семью шиллингами, правда пришлось поторговаться.
После этого я отложил свой поход в банк.
Я ждал среды и даже считал часы, когда она наступит. Мне хотелось увидеть девчонку, вручить ей купленный подарок и получить ответ на мучивший меня вопрос: что произошло с ключом от курятника.
В среду, в полдень я появился в питомнике. Из чащи деревьев вышел пацан с корзинкой, в которой лежал ключ. Я узнал и корзинку, и ключ. Мой пристальный взгляд удивил его. Он обернулся и спросил:
— Ты чего тут прячешься? Что тебе нужно?
Я ответил:
— Сам ты прячешься. Если ты не купил это место, топай дальше, иначе не донесешь свои сокровища до дому.
Он начал ругаться. Потом сделал пару шагов, быстро нагнулся и кинул в меня камнем. Не попал! Я швырнул этот же камень обратно. Это был самый лучший в моей жизни бросок. Я угодил прямо в корзину, она завертелась и вылетела у него из рук. Он, поднимая ее, заорал, что, когда вернется, башку мне оторвет. Я сказал, что жду его с нетерпением. Но он так и не появился. У меня и в мыслях не было ссориться с ним. Мальчишка как мальчишка. Я понял: он вместо девчонки послан за яйцами. Значит, девчонка больше сегодня не придет. Но меня это не заботило. Мне хотелось знать, что же все-таки случилось с ключом.
Когда я добрался до ворот питомника, то увидел возле них девчонку. Она всегда появлялась неожиданно. На ней было очень красивое платье, хотя тогда меня не интересовало, как одевались девчонки. И она мне улыбнулась. У меня стало легко на душе. Мы начали выяснять, что произошло. Говорили одновременно, быстро, захлебываясь словами.
Уинтер, как я и предполагал, положил ключ у нижних ворот. Билл, ее кузен, в это время сидел на дереве, где было сорочье гнездо, и увидел, как откуда-то примчался мальчишка (это был Уинтер), подлетел к камню, засунул туда ключ и убежал так, что только пятки засверкали. Биллу показалось это подозрительным. Он быстро спустился с дерева и пошел взглянуть, что там спрятано. Он сдвинул камень и увидел ключ от курятника. Это его озадачило. Откуда у интернатского мальчишки мог взяться ключ от курятника? А еще непонятней, почему мальчуган должен спрятать его, причем явно спешил это сделать. Не надумав ничего подходящего, кузен взял ключ, принес его домой и все рассказал ее дяде. А дядя, видимо, решил выяснить у племянницы, что это за шашни у нее с интернатским мальчишкой.
— И что ты ответила? — спросил я.
— Я сказала ему, что никаких шашней не было.
— Это неправда.
— Нет, правда — шашней не было. Все было очень серьезно. И несчастье тоже было. Ты знаешь, какое именно. И несколько дней ты лежал с больной ногой. Я никогда не вру.
Тогда дядя сказал, что я отдала ключ какому-то мальчишке, я сказала снова, что не давала.
— Все-таки соврала.
— И нет. Я не отдавала ключ кому попало. Я одолжила его. Дядя не спрашивал меня об этом, иначе бы я сказала ему. Тогда он решил, что я потеряла его, ведь я такая рассеянная. Теперь за яйцами посылают Билла.
— Жаль, что у тебя неприятности из-за меня.
— Есть немножко. Но ты не виноват. — Она помолчала. И вдруг сказала: — Я завтра уезжаю.
— Уезжаешь?.. — растерялся я. — Я мог бы прийти сюда днем и…
Она покачала головой и улыбнулась. Зубы у нее были цвета ядра кокосового ореха.
— Нет, — сказала она. — Этого не нужно делать. Они догадаются. Кажется, мой кузен что-то подозревает. Я его не люблю. Конечно, он помогает мне, и вообще…
— Почему ты его не любишь?
Она опустила голову и сидела, покачивая ногой.
— Не знаю, почему. А ты не можешь угадать?
— Я видел его сейчас в питомнике, — сказал я. — Интересно, знал ли он, зачем я был там?
Она рассмеялась.
— Конечно, нет. Ты же не тот мальчик, которого он видел с ключом.
— Не тот. У меня есть для тебя кое-что.
Я извлек из кармана брелок с амулетами, которые купил у ювелира.
В те времена я был уверен, что это — настоящее серебро, поэтому дорого заплатил за эти амулеты.
— Эти побрякушки — тебе на память. Можешь носить их на цепочке.
Ей очень понравился подарок. Она благодарила меня снова и снова. А потом сказала, что думает: а стоит ли брать его?
— Стоит, и еще как, — говорил ей я.
— Возьму, — наконец, решилась она. — Ты очень добрый мальчик. А я не принесла ничего, чтобы подарить тебе…
Эпилог
…Почему я так сказал, так поступил, не знаю. Ведь я скорее презираю девчонок, чем люблю их. Но та девчонка была не такой, как все. Просто на меня что-то вдруг нашло. Я сказал:
— Тогда поцелуй меня.
Она отвела от меня глаза и стала смотреть куда-то вдаль. У нее были длинные ресницы. Правда, я и в этом тогда не разбирался…
Затем она покачала головой, но ничего не сказала.
— Пожалуйста, — попросил я.
— Не могу…
Мне хотелось ее спросить: раз она не может поцеловать меня, то не сделать ли мне это самому. Но почему-то не верил, что от этого будет толк, ведь она может снова отказаться. Поэтому не стал спрашивать, а поцеловал ее молча. Она сначала побледнела, потом вспыхнула. И вдруг сделала то, чего, по ее словам, не могла сделать. И не успел я опомниться, как она убежала. И больше я никогда не видел ее.
Я не хотел бы, чтобы об этом кто-нибудь узнал. Просто не хочу провести остаток своих школьных дней всеобщим посмешищем. И в особенности мне не хочется, чтобы об этом узнал Реджи Уинтер и такие, как он.
| Барри Пейн |
 |
Художник Ольга Граблевская | Страничка автора | |
Страничка художника |
