Архив журнала для детей Костер

Июль 2016 года

Журнал Костер. Июль 2016 года

СОДЕРЖАНИЕ номера журнала «Костер»




Елена Эргардт. Серов




День мышиного братства. Страница первая

Близился великий День Мышиного братства, когда забываются прошлогодние обиды, мелкое воровство, неласковые дразнилки. Когда из потаенных баночек достаются вкусные вкусности, из заветных коробочек разные разности, а из старинных шкатулок всякая всячина. Наряжается и веселится стар и млад. А на общем столе от каждой мышиной семьи должно быть одно блюдо (несемейные могут принести самодельные фонарики и хлопушки).

Бабка Шныря давно уже заприметила в хозяйских сенях мешочек с зерном (вероятно, не нужный, иначе зачем в сени-то ставить?). Прокусила, по старинке, дырку и отправила своих внуков, внучатых племянников и прикормышей перетаскать по одному зернышку к себе. В норушку. Конечно, небезопасно, но не идти же на праздник с пустыми лапками!

Решено было совершить по двенадцать ходок каждому (больше нельзя, пропажу могут заметить, начнется травля, а еще малышей поднимать, в свет выводить).



Прошка Хвост, Огарок и Цукерман — все были родственниками Серова и приходились ему то ли троюродными братьями, то ли свояками, сейчас и не разберешь. Да и к чему разбирать, когда порой серое шерстяное одеяльце (бывший хозяйский чулок-трофей позапрошлой осени), а иногда и тарелочку, делить приходилось!

Так вот, на последней ходке пристал к Серову залетный галчонок, предложил за зернышко блестящий фантик. Хорошая штука — можно шапку-треуголку сделать, как у генерала, а можно вместо банта на ниточке прицепить. Да мало ли куда! Вещь, одним словом. А тут еще Огарок пробегал мимо, пропищал завистливо: «Ух ты, блестит-то как!» — и носом шмыгнул.

Большая хозяйка и мышонок с сыром

Ну, и не выдержал Серов. Сломался. Притащил фантик в норушку, положил в свой сундучок, сверху ветошкой прикрыл. Да разве бабку Шнырю обманешь! Села она за стол, очки поправила, митенки свои подтянула и начала зернышки пересчитывать. И не досчиталась. Одного. Взглянула поверх очков с укоризной, а тут еще Огарок пищит: «Может, закатилось куда?»

Стыдно стало Серову. Даже уши вспотели. И решился он, чтобы вину искупить, на подвиг. Помнил, что в подполе у хозяйки головка сыра лежит. Настоящего. Голландского. Рискнул. Пробрался. Выел в самой сердцевине, вроде окопчика. Сидит. Не дышит. Тут или пан, или пропал.

Вертушка и Малыш

Дверца приоткрылась. По стенам кинулись огромные тени. Ступеньки скрипят — это хозяйка переставляет свои толстые ноги в суконных ботика.

Ну вот. Что-то сейчас будет! Сердчишко у Серова екнуло и до самого кончика хвоста докатилось.

УРА!

Слава мышиной хитрости!

Слава смекалке! Все вышло, как задумано!

Почти над самым носом горячим флажком свечной огонек взмахнул, чуть усы не спалились. Хозяйка — в крик! Серов — шмыг! А головка сыра (настоящего, голландского) — уже поверх компостной кучи лежит. С большой дыркой вроде окопчика. Хорошая хозяйка им попалась. Брезгливая.

Серов своих позвал. Без объяснений. Поднатужились. Он сзади подхватил. Прошка Хвост и Цукерман — по бокам, а Огарок — впереди бежит, пищит восторженно: «Настоящий! Голландский!»

Да! Славный был праздник! Чего там только не было! И крупка разная в мисочках, и целые зернышки, сухарики хлебные, на сладкое — натурального рафинада пара кусочков, круглая бомбошка (сынок хозяйский, раззява, выронил). Даже изюмки кто-то притащил. Ну и, конечно, головка сыра. Во главе стола. Конским волосом нарезали. Всем хватило. А уж как плясали! И стар, и млад. Только бабка Шныря в уголке на табуретике сидела — артрит проклятый.

А из фантика Серов Куське Малышу вертушку смастерил. Пусть порадуется.





Всякое бывает. Страница вторая

Вот ОНО! Серов влюбился.

Да и как не влюбиться! Шерстка беленькая, будто первый снежок, глазки — клюковки. Ушки маленькие, нежные, розовые. На лапках белые кружевные перчаточки... Кто? Откуда?

Мышка Беленькая


Как-то забрался на хозяйскую кухню (может, закатилось чего, пригодится) и... обомлел. В отдельной квартирке (правда, маленькой, их норка раз в сто больше будет) за серебристыми прутиками — ОНА! Чудо как хороша! Шерстка беленькая, глазки-клюковки. Чего уж...

Первым Цукерман заметил, что с Серовым не то что-то. Сидит. Задумчивый. От колбасной шкурки отказался. Мормышка ему шарфик связала желтенький, даже спасибо не сказал. Так, буркнул что-то. А на следующий день усы сальцем намазал и — на кухню хозяйскую. Огарок сам видел. Ходит вдоль клетки Беленькой на задних лапках. Туда-сюда, туда-сюда. А она даже не чихнула в его сторону!

Серов крутит сальто

Дальше — больше. То макаронинку ей притащит, то огрызок яблочный положит за серебристый заборчик. Будто невзначай. Да куда там! У нее в фарфоровой тарелочке специальная еда лежит: ровненькие такие катышки в крапинку и морковочка яркая. Звездочками нарезана. Во как! И Мормышку жалко. За что ей это? Сидит, бедная, в уголке. Слезки глотает. Из серовских выходных штанишек репей и тимофеевку вытаскивает. Гуляли, бывало, вместе... Хорошо было... А тут — Беленькая!

Серов перед ней (на свой страх и риск ведь, а ну как хозяйка войдет!) сальто делает, хвостом щелкает, как дрессировщик в цирке. Сам научился. На Новый еще год. Мормышке первой тогда показал. Похвастался. А Беленькая знай в колесике лапками перебирает. Тренажер у нее специальный такой.

Мормышка вяжет желтый шарфик

Серов похудел даже. Осунулся как-то. Чем бы все это закончилось? Да, только пропала Беленькая. То ли на тренажере перенапряглась, то ли в катышки не те крапинки попали — неизвестно... А в серебристой квартирке кто-то мохнатый поселился. Даже глаз не видно. Спит целыми днями.

Серов сначала пластырем лежал. Не двигался. Прошка Хвост валерьянки на ватке принес (еле-еле у Беззубого Васьки выпросил), так Серов и усами не пошевелил. Во как...

Только Мормышка сердечного и выходила. Потихоньку-потихоньку. То лапкой погладит, то моченое зернышко скормит, то песенку их любимую «Как кота хоронили» споет...

По весне на солнышко вышел. Погреться. Вспомнил Серов и шарфик желтенький, и тимофеевку.

А Беленькая (ее на самом деле Цыпой звали)… Что Беленькая? Всякое бывает...





Беда. Страница третья

Случилась беда. БЕДА. Б Е Д А.

Как ни напиши, все равно по-другому не скажешь.

Хозяйка Одноглазого к себе привела и в кухне пристроила (как раз около выхода № 8). Конечно, на сельхозработы в поле да в лес за грибочками или еще куда из норушки выйти можно, но чтоб развеяться там, посмотреть, что у людей нового, теперь ни-ни.

Сидит Одноглазый на кухне хозяйской. Терпеливый. (У них это у всех в роду.) Ждет. Даже кажется иногда, будто от его глаза лучик по стенкам вжикает.

Одноглазый кот

Малышам, понятно, сказали, чтобы от выхода № 8 держались подальше. Не пугали, конечно, все шутками-прибаутками: «Придет котенька-коток, схватит мышку за хвосток». Кто же знал, что Куська Малыш таким любознательным-то окажется! Ведь с малышами только «ути-пути» там или «иди поиграй сам в прятки». И всё. А этот — нет. Услышал наверху мерное такое гудение (это Одноглазый заурчал, вспомнить страшно), Прошку Хвоста спрашивает: «Это что?» Прошка отмахнулся. Не видишь, мол, тяжелое несу. (Лесные шишкой поделились, целой, некусаной, так он ее на склад тащил, не до разговоров было.)

Куська к Огарку: «Что это? Что это?» Огарок умилился, пропищал слащаво: «Ктё зе это такой у нас плиставуций?»

Цукерман и часы

Цукерман бежал мимо. Остановился. Часы карманные вытащил на цепочке, чтобы стрелки перевести. (Часы ему городской дядюшка к празднику подарил. Без стрелок, но от всей души. Так Цукерман что придумал. Стрелки из сухих веточек приладил. Часы — как новые, только через каждые тридцать шажков стрелки передвинуть нужно, а то отставать начнут. А неточные часы ведь никому не нужны. Вот Цукерман и остановился.) А тут еще Куська Малыш: «Что это? Что это?» Ну, Цукерман и брякнул: «Хозяйкин сынок, мол, трактор игрушечный по полу катает». Брякнул. И дальше побежал.

А Куське Малышу интересно все! Он настоящий-то трактор еще не видел, а тут — игрушечный! (У мышат, известно, какие игрушки: пустая катушка, пробка бутылочная, пуговица со звездочкой да катышек газетный.) Ну, скамеечку к лесенке приставил и полез к 8-му выходу, откуда звук доносился. Не успел оглядеться, как Одноглазый когтем и зацепил Куську — он только икнуть и успел. Хорошо, Прошка Хвост со склада обратно шел. Услышал. Что делать? К Серову кинулся, по пути Мормышке крикнул, чтобы малышей увела.

Серов выносит Малыша

Застал Серова в лаборатории. Серов так просил называть большую кладовку, где раньше луковую шелуху держали, а теперь он хранит там всякие мудреные штучки и свои изобретения. Но над ним никто не смеется. Серов — голова. Рассказал про Одноглазого. Серов нахмурился. Порылся в шкафчиках. Достал резинку шляпную, стеклышко круглое на черной ручке. Это стеклышко еще прошлым летом хозяйкин постоялец в траве оставил, все шептал: folia urticae. Ботаником его звали. Мышей уважал очень: если заметит, так высоко коленки задирает и губы в узелок, как на параде, даже неловко. Серов первым стеклышко нашел. Хотел из-под него земляничину вытащить, уж больно здоровая была! Приподнял, дернул за стебелек, а ягодка-то, тьфу, меньше божьей коровки. Другой бы дальше пошел, но не Серов! Серов — голова. Стал он под это стеклышко всякие камушки засовывать, веточки. И видит, что ни камушек, то валун, что ни веточка, то бревно. Смекнул — не простое стеклышко. Волшебное. К себе унес, авось пригодится. Вот и настал день. Пригодилось.

Побежали с Прошкой Хвостом к лесенке. Серов наверх вскарабкался. Резинку шляпную себе к хвосту привязал, а конец — Прошке кинул, сказал натянуть крепко и тренькать по команде, а стеклышко волшебное к глазу приставил, высунулся на кухню.

А там, мамочки родные, Одноглазый Куськой Малышом играет: то подкинет, то снова к себе подтащит. Развлекается, злодей. Малыш, бедняжка, еле живой от страха-то, глазки закатил, к худшему приготовился.

Тут Серов хвостом отмашку дает. Прошка внизу тренькать начинает: «Пау-у-у-у. Мау-у-у. Ма-мау-у-у». Одноглазый вздрогнул. Смотрит, а из дырки за ним чей-то громадный глаз наблюдает. Не иначе, кот-великан объявился. Орет как сирена. Вот-вот самого Одноглазого схватит, а если у него глазище такой, то лапищи-то какие?!

«Угощайтесь, пожалуйста», — мякает Одноглазый и Куську Малыша к дырке подкладывает, а сам с поклонами, с поклонами — прочь...

Серов же с Куськой спустился. А внизу уже и бабка Шныря стоит с кружкой молока. Тепленького. С медом липовым.





Клеверовый квас. Страница четверая

Лето — благословенная пора.

Лето — сезон мелких земных радостей, когда повсюду слышны скрипичные оркестры кузнечиков, а ночью светлячки крутят свои шарманки под зелеными фонариками, когда бабочки устраивают маскарады, таинственно шурша легкими, будто из папиросной бумаги, крыльями. Лиловыми, пурпурными, бирюзовыми. А у стрекоз в разгаре воздушное шоу («пике», «восьмерка», «штопор» — и все это в радужном слюдяном сиянии).

Лето, когда каждое утро взрывается фейерверком искрящейся росы, а вечерний туман — только занавес для загадочного завтрашнего дня, для нового спектакля под названием «ЛЕТО».

Легкая суета. Порхающие улыбки. Приглашения взглянуть на звезды. Танцы под луной.



Бабка Шныря продает клеверовый квас


Лето. Время варить клеверовый квас. Чудный. Розоватый, с воздушной перламутровой пенкой. И никто, не спорьте, никто не делает его лучше бабки Шныри. Да, согласен, у соседей кисличный лимонад вкуснее, чем у нас. Но не квас, только не квас!

Раздумья Мармышки

Иногда, в урожайные годы, бабка его даже продает на Курином рынке. Все так и называют «Клеверовый. Шныревский». (Наперсток — две горошины, полнаперстка — одна.) Хвалят.

Сядешь, бывало, в теньке, выпьешь клеверового кваса, и слова сами, ладненько так, в рифмы складываются: «трава-мурава», «ромашка-букашка», а длинные, сумбурные мысли, которые обычно скручиваются узлами и спутываются в клубки, вдруг становятся коротенькими и ясными и могут выразиться в одном слове: ХО-РО-ШО. Например, так. Или: ДЕНЬ. Так, например.

Поэтому-то наш «Клеверовый. Шныревский» и считается лучшим в округе, да и за его пределами тоже. Вы скажете: дорого (наперсток — две горошины, полнаперстка — одна). Дорого. Но он того стоит.

Рецепт этого кваса бабка Шныря держит в строжайшей, в стро-жа-а-а-айшей тайне. Ей самой он достался от прабабки Овсянихи, а той — от троюродной тетки (имя в летописях, правда, уже стерлось) по прозвищу Прокуда. Ну а еще раньше, этот рецепт будто бы принесли беглые корабельные мыши. По легенде.

А раскроет бабка Шныря тайну старинного напитка лишь тогда, когда уже не сможет варить клеверовый квас в одиночку и ей потребуется помощница.



Послушная — раз.
Аккуратная — два.
Терпеливая — три.
Такая, как Мормышка.


Только Мормышка не хочет ждать (а это уже — четыре).

Мормышка хочет сделать собственный квас. Еще ароматнее и вкуснее (а это уже — пять!).

И вот лежат в сушилке головки розового клевера (оттенок «июльский рассвет»). В бочонках отстаивается роса (сорт «соловьиные слезки»). В деревянном коробке — пять кусочков морковного сахара (не доедала всю зиму!). В фарфоровых ступках — мята (два листочка) и земляничный порошок (десертная ложечка). В баночке с медвежонком — осьмушка елового зерна (заняла у лесных).



Мормышка варит квас


Теперь… Теперь сыплем в котел клеверовую сухую стружку, медленно, только очень медленно заливаем свежевскипяченной росой, процеживаем через паутинку, кладем пять кусочков морковного сахара, мяту (два листочка) и земляничный порошок (десертную ложечку). Прикрываем листом подорожника на три часа (попросить Цукермана напомнить время). Вот. Снимем первую, еще желтенькую пенку, снова процеживаем (паутинка должна быть новой!). Разливаем в бутылочки вишневого стекла (Мормышка убеждена, что именно вишневое стекло должно придать ее квасу незабываемый оттенок). В каждую бутылочку — по одному нюху елового зерна (для несведущих — один нюх в Мышиной весовой системе — такая мера веса, которую уже почти невозможно попробовать на вкус, но еще возможно унюхать). Плотно закрываем рябиновыми пробками (спасибо Серову — сделал заранее). На настенном календаре (подарок Прошки Хвоста) отмечаем крестиком День открытия нового кваса (сказать Серову, пусть придумает название, у него это славно выходит).

Прозрачные шарики

На ходу снимая передник, уставшая, но довольная Мормышка идет к себе в спаленку и, еле попадая в рукава, натягивает пижамку. Падает на подушку и тут же засыпает, даже не успев натянуть синее шерстяное одеяльце.

И вот наступает желанный день. День, помеченный крестиком. День открытия нового кваса. День-радуга. День-мечта.

Первый наперсток, конечно, Бабке Шныре (по старшинству, вот удивится!), второй — Серову (лучшему другу), третий — Цукерману (спасибо, что напомнил время), четвертый — Прошке (за календарь), пятый — Огарку (за то, что не мешал) и всем-всем-всем (пусть радуются!!!).

НО... Бабка Шныря делает глоток. Сначала недовольно морщится, потом ее глаза становятся такими большими, что стеклышки очков кажутся просто слезинками на переносице. Потом она мотает своей головой в крахмальном чепчике и чихает. Чихает так, что с антресолей падает нахальный древесный жук (три года за чужой счет, как вам это нравится?!) и давно потерянные валенки.

Не дожидаясь конца дегустации, Мормышка кидается в заросли тимофеевки и плачет там, горько и слюняво.

Серов (лучший друг и придумщик) утешает и ласково дует на покрасневшие Мормышкины уши.

«Почему, Серов? Почему?» — рыдает она и вдруг, подняв просветлевшие глазки, шепчет: «Это Цукерман со своими часами! Он же сам стрелки переводит. И Прошка Хвост — календарь-то позапрошлогодний...»

В несчастных Мормышкиных глазах глянцево отражается летнее небо и парящие в нем — смотри, Серов, смотри! — прозрачные шарики.

Чудо! Диво!

Небыль!

Это так красиво, что снова хочется плакать. От счастья.



Мыши сердятся Куська Малыш выдувает розовые пузыри


А совсем рядом, незаметный в густой траве, сидит Куська Малыш (ведь опять не досмотрели!) и, макая соломинку в бутылочку вишневого стекла, выдувает розовые пузыри (оттенок «июльский рассвет»), и они, отрываясь, летят, летят по лазоревому небу так красиво, что хочется плакать от счастья.

Значит, все-таки Огарок. Теперь ясно, почему он моется только лапками, без мыла. Но это не важно, потому что он все равно наступил. День-радуга. День-мечта.



Послесловие

А Серов (лучший друг и придумщик) разлил «новый квас» в бутылочки поменьше с надписью «клеверовые мыльные пузыри», и Мормышка раздала их мышаткам всей округи, да и за ее пределами тоже.

Мышкины игрушки


(Окончание в следующем номере)




Елена Эргардт
Художник Елена Эргардт
Страничка автора Страничка художника


Конкурсы
НОВОСТИ САЙТА
О ЖУРНАЛЕ «КОСТЕР»


РУБРИКИ ЖУРНАЛА «КОСТЕР»