Детство А. Дюма. Сладкая слава
Рассказ
Вилле-Коттре, приютившийся у дороги из Суассона в Лаон, что к северу от Парижа, мало чем отличался от других маленьких французских городков, таких же тихих и дремотных. Всего-то навсего две с половиной тысячи жителей' Но им, его жителям, никак не хотелось мириться с безвестностью, и они, чтобы хоть чем-то выделить свой город и блеснуть перед приезжими, с гордостью рассказывали о доме на улице Ну, где жил и в 1801 году скончался Шарль Альбер Демустье.
Что за Демустье? Да был один такой второразрядный литератор, о котором и в самой-то Франции мало кто слышал, а уж в других странах — и подавно. Однако почтенным жителям Вилле-Коттре этот Шарль Альбер Демустье казался просто Гомером, тем более, что главный его труд назывался не как-нибудь, а «Мифологические письма»! Любили граждане Вилле-Коттре щегольнуть также тем, что всего лишь в нескольких милях от их города находится Ферт-Милан, где родился великий драматург Расин, а чуточку дальше — Шато-Тьерри, давший Франции знаменитого баснописца Лафонтена.
Правда, была и в самом Вилле-Коттре одна настоящая достопримечательность — красивый средневековый замок, принадлежавший некогда королевской семье. Но о нем там предпочитали не вспоминать. Дело в том, что Людовик XIII, которого все мы так хорошо знаем по «Трем мушкетерам», подарил этот замок вместе с герцогством Валуа своему брату. С тех пор им владели герцоги Орлеанские. Когда в начале XVIII века, ввиду малолетства Людовика XV, регентом Франции стал герцог Филипп Орлеанский, он превратил замок — украшение Вилле-Коттре — в место безудержных кутежей своего двора. Хотя с тех пор прошло уже сто лет, дурная слава замка не потускнела, не растворилась во времени, она тенью легла на неповинный в ней городок.
Так что Вилле-Коттре, окруженному со всех сторон лесами, трудно было соперничать с роскошным Парижем. И невдомек было его жителям, что их сонный городок станет известен далеко за пределами Франции благодаря тому вон кудрявому, черноволосому, коренастому и озорному мальчишке, который в знойный полуденный час, когда начисто вымирают улицы, играет со своим приятелем в лунки возле бакалейной лавки господина Лебега.
Мальчишке нет еще и десяти лет. Звать его Александром. Он явно проигрывает. А между тем, проигрывать так не хочется! И Александр нарочно затевает ссору с Морисом, хотя это и не сулит ему ничего хорошего. Морис старше и сильнее Александра и потому не раз уже решал возникавшие споры в свою пользу. С помощью кулаков, конечно… Слово за слово — и вот два приятеля сцепились, как бойцовые петухи. Клубами взвивается пыль из-под их ног.
Александр не сдается. Он старается первым наносить удары, а потом, хитря, чуть отскакивает в сторону — и тогда кулак Мориса рассекает воздух. А юркий Александр снова устремляется в атаку, он ловок и напорист. Хоть живет Александр на севере Франции, темперамент у него, однако, южный. Жар тропического солнца перешел к нему и от отца-мулата, и от бабушки-негритянки с экзотического острова Сан-Доминго, который находится далеко-далеко, у самого экватора, на другой стороне Земли.
Драка продолжается. Но перевес теперь на стороне Мориса. Александр уже не атакует, а, обороняясь, медленно отступает к бакалейной лавке господина Лебега. И вдруг… О ужас!
Пятясь спиной, Александр не мог видеть, что у входа в лавку стоит широкая бадья, полная золотистого меда — недавно привезенная и потому еще не занесенная внутрь. Споткнувшись о край бадьи, Александр не в силах был удержаться на ногах и ухнулся в нее.
Морис так и замер на месте. Он видел через окно лавки, как господин Лебег, положив на прилавок мраморную доску, длинным и узким, похожим на стилет, ножом рассекает большие куски шоколада на более мелкие. Бакалейщику еще неведомо, что случилось у входа в его лавку, но вот он заметил и… Вострепещи, несчастный, как сказал бы поэт!
Морис, не раздумывая, дал стрекача. Бедняга же Александр, барахтаясь, словно муха, пытается вырваться из липкого плена. Да где там — это совсем не просто. А тут еще раздается истошный вопль господина Лебега:
— Ах, разбойники! Ах, негодяи! Вот я сейчас покажу вам, как добро портить!
Александр, как конь, подхлестнутый ударом кнута, делает решительный рывок и — ура! — выкарабкивается наконец из злополучной бадьи. Почувствовав под ногами твердь, он из всех сил пускается наутек. На секунду оглянувшись, Александр видит, как бакалейщик с перекошенным лицом и длиннющим ножом в руках — тем самым, которым он только что разрезал шоколад — выбегает из своей лавчонки и устремляется в погоню за ним.
Мальчишке надо бы бежать быстрее, но от страха и от того, что все штаны облеплены медом, ему это плохо дается. «Он убьет меня, убьет,— думает Александр, и в груди у него холодеет.— Перережет горло — и все…»У мальчишки подкашиваются ноги. С большим трудом заставляет он себя бежать дальше.
— Ах ты, паршивец! — слышит Александр позади себя. Он почти что ощущает на своем затылке горячее дыхание бакалейщика. — Ах ты, негодник! Не уйдешь от меня, каналья! Стой, говорю! Слышишь? Стой!
Вот за поворотом уже показался родной дом, но именно в этот момент Александр почувствовал, как цепкая рука господина Лебега впилась в его плечо:
— Попался,безобразник!
«Все! Конец. Теперь прирежет».— Внутри у мальчишки что-то оборвалось, им овладел ужас. Он еще пытался, правда, сопротивляться, норовя укусить бакалейщика за руку, он отчаянно лягался, но все было бесполезно.
Сильным ударом бакалейщик опрокинул Александра, прижал его коленкой к траве. Мальчишка увидел ослепительный блеск ножа в ярких солнечных лучах, и, когда нож приблизился к его горлу, зажмурил глаза. «Прощайте, дорогая мамочка и сестренка Эме. Прощай, солнце…» Но… Почему же ему не больно и из горла его не брызжет фонтаном кровь? Почему он еще жив?
Да очень просто — почему. Потому что свирепый бакалейщик и не собирается резать мальчишку, даже если он того заслужил. Он хочет лишь вернуть свое испорченное добро. Хотя бы частично. Господин Лебег быстро, ловко орудует ножом-стилетом, соскребая с куртки, а также со штанов Александра куски меда и заполняя ими широкие карманы своего фартука.
Убедившись, что соскабливать больше нечего, бакалейщик поднялся, помог встать Александру и, заткнув нож за край фартука, молча направился к своей лавке. Мальчишка удивленно глядел ему вслед. Как хорошо все то, что хорошо кончается! Александр почувствовал необычный прилив радости, даже восторга. Только коленки его все еще предательски дрожали.
Небо было по-прежнему безоблачно-чистым и голубым-голубым, как глаза этого черноволосого сорванца, которому никогда до тех пор не доводилось испытывать такого страха и ужаса.
Александру пришлось потом повидать немало всякого — и хорошего, и плохого. Но, как он сам признавался в старости, тот леденящий, тошнотворный страх, который испытал он, удирая от бакалейщика, кошмаром навещал его всю жизнь. Даже через много-много лет Александр Дюма, человек не робкого десятка, вспоминал о нем с содроганием.
«Позвольте, какой Дюма? — спросите вы.— Тот самый, который…» Да, да, тот самый. Знаменитый французский писатель, автор «Трех мушкетеров», «Графа Монте-Кристо» и еще четырехсот романов и почти сорока пьес. Ведь маленький драчун Александр Дюма Дави де ла Пайетри, угодивший в бадью с медом, вырос, стал Александром Дюма — романистом и драматургом с мировым именем.
А благодаря ему вошел в историю и его родной Вилле-Коттре, маленький французский городок, приютившийся у дороги из Суассона в Лаон, в каких-нибудь семидесяти километрах от Парижа. Но то уже была не дутая и не дурная слава, а самая что ни на есть настоящая, какая делает честь не только маленькому, но и любому большому городу, и даже целой стране, со всей ее древней и богатой культурой.
Опубликовано в журнале "Костер" за ноябрь-декабрь 1995 года