На холмах, на долинке, на светлой реке... Древняя Москва
В старину говорили, знаешь, как? «Наш городок — Москвы уголок». Это означает: Москва большая-пребольшая, она — мать городов русских, а главное, душа Москвы — это душа всех нас, душа России. Бесшабашная, бесхитростная, раздольная, шумная, непредсказуемая, пронзительная, мастеровитая, песенная… Когда бродишь по Москве — с холма на долинку, потом по речке, и опять на горку, да еще если колокола звонят в монастырях, а они звонят так громко,так протяжно, — начинаешь вдруг лучше понимать самого себя.
Вглядываешься в Москву, точно в большое зеркало смотришь.
Москва — очень древний город. Нынче она отпразднует свой 854-й день рождения. Небось, и не заметила, красавица, как ей уж девятый век пошел…
Когда-то здесь жили вятичи, славянское племя. Славяне любили селиться вдоль рек. А тут, посередке Русской равнины, реки плещутся точно на перекрестке. Вот и разбили вятичи свое поселение между Окой и Волгой, там, где река Неглинная впадала в Москву-реку. Возвели Кремль на горке — крепость с надежными стенами, с дозорными башнями, а в центре крепости — городской собор, двор архиерея, резиденцию князя. Это было так по-русски — поставить храм на высоком месте! Посмотришь сверху, дух захватывает. Место и вправду было дивной красоты, светлое, раздольное, торжественное.
Князя, того, что основал Москву, звали Юрием Долгоруким. Летопись сообщает нам, что именно здесь, в своей усадьбе, в 1147 году, Юрий Долгорукий давал обед князю Святославу, другу и союзнику. Это и есть первое упоминание о граде Москве, оно явилось точкой отсчета ее славных лет.
Так что, с одной стороны, Москва началась с Кремля, а с другой — с обеда! В этом тоже что-то кроется. Москвичи — на редкость хлебосольные люди. Они любят приглашать в гости, вкусно кормить, да и сами не прочь наведаться к друзьям. Характер у них такой — компанейский, открытый! Москва славилась балами, пирами. А еще — торговыми рядами. Кстати, в средние века Красная площадь называлась Торг. Иностранцы насчитывали здесь чуть ли не сорок тысяч лавок! Продавалось в них больше сотни видов товаров. В Хлебном, Пряничном, Дынном, Капустном, Ветчинном, Просольном, Луковичном рядах. Разумеется, ряды имелись не только «съедобные». И Шапочный, и Кушачный, и Шубный… А также Иконный, два Свечных, Зеркальный, Фонарный, Книжный! Даже Ветошный. А любители заграничных вещиц могли отправиться в Сурожский ряд и вдоволь накупить добра — из Италии, Турции, Греции, да и из далекой Африки, от арабов! В Москве торговали купцы со всего мира. В народе прямо так и говорили, когда желали кому-то богатства: «Что в Москве в торгу, чтобы у тебя в дому!»
Между прочим, когда, полтора века назад, на месте усадьбы Юрия Долгорукого велись очередные строительные работы, там отрыли клад! Серебряные женские украшения — две серьги и два обруча, которые в старину модно было носить на шее. Их называли гривнами. Княжеские жены любили принарядиться. Впрочем, не княжеские — тоже! Москвичам нравилось — блеснуть!
Но история Москвы пестрит не только весельем и победами. Бедами и пожарищами тоже. Деревянная Москва часто горела. И не просто горела — выгорала! Он набегов зловредных татар, от прочих нашествий, да и от случайной искры. После особенно ужасного пожара, в конце XV века, площадь Торг даже переименовали в Пожар! Это имечко бытовало почти полтораста годков, пока в XVII веке всем не стало ясно, что главная площадь Москвы — изумительно красивая, а значит — Красная.
Дело в том, что Москва никогда не падала духом. Она собиралась с силами и — отстраивалась заново. В конце концов, возвела каменные храмы, взамен деревянных. Да и Кремль соорудили новый — попрочнее, из дуба. Это произошло уже при Иване Калите. Как раз тогда в летописи и появилось само слово «Кремль». Кремлем называли московскую крепость. А внук Ивана Калиты, князь Дмитрий, окружил Кремль мощными каменными стенами. С тех пор Москву стали величать «белокаменной». А общая длина всех стен — ни много, ни мало — два километра!
Москва победила своих врагов! И расцвела. На Русь приехали десятки итальянских мастеров — архитекторов, художников, инженеров. Один из них, зодчий Антон Фрязин заложил на месте старых белокаменных ворот Кремля башню — «стрельницу». А в основании башни был проложен тайный ход к реке. Вот башню и назвали Тайницкой. Именно с той стороны Кремля когда-то набегали татары…
Главной площадью Кремля считается Соборная. А древнейший из существующих соборов — Успенский. Много сотен лет этот храм был главным русским православным храмом. В нем короновались московские князья, цари, а позже императоры. До сих пор стоит в соборе Мономахов трон — молельное место Ивана Грозного. Это настоящий памятник резьбы по дереву. Памятник искусства. Ему уже пять веков. Пятьсот лет!
У Мономаха, кстати, еще и шапка знаменитая была, помните? Золотой филигранный островерхий головной убор, с собольей опушкой, драгоценными камнями и крестом — регалия русских великих князей и царей. Про которую пословицу сложили. Тяжела, мол, она, Шапка Мономаха!
Конечно, не все, построенное в старину здесь, в Кремле, дошло до наших дней. Но кремлевские башни мы и сейчас можем увидеть. Их по-прежнему 18. Каждая башня по-своему называется. Ведь в старину все они служили особым целям или, как тогда говорили, поручениям. Одна, к примеру, снабжала Кремль водой, на другой висел набатный колокол, в него били в минуту тревоги. Отсюда у башен и имена: Водовзводная. Набатная…
Среди московских названий нет ни одного случайного. С каждым связана какая-то история. Вдумайтесь вот: улица Пушечная, набережная Котельническая, Сретенские ворота… А уж если проезд — Соловьиный, значит, и правда, там поют соловьи. Проезд этот до сих пор существует в Битцевском лесопарке.
Когда-то иностранцы поражались обширным лесам вокруг русской столицы, цветущим садам, которые благоухали на весь город. Один из заморских гостей, знаменитый немецкий ученый-энциклопедист Адам Олеарий описал свои путешествия по Московии в книге, которой в XVII веке все зачитывались как бестселлером. Кстати, Олеарий был у нас не просто гостем. Москва к тому времени давно стала столицей, и туда снаряжались иностранные посольства. Олеарий принимал участие в двух немецких посольствах.
Олеарий написал про все: и про то, как русские одевались, и как веселились, и как женились, и как хозяйство вели, и какие там холода и снега, и какие монастыри, и какие сады. Между прочим, Олеария восхитили наши яблоки: «они прелестны и видом и вкусом… Особенно сорт, в котором мякоть так нежна и бела, что если держать ее против солнца, то можно видеть зернышки…» Знаем и мы такие яблочки. На вкус они медовые…
К XXI веку лесов вокруг Москвы, разумеется, поубавилось, но парков и скверов до сих пор множество. А точнее — полсотни! Все они созданы талантливыми зодчими, их справедливо называют памятниками. Только не избронзы и мрамора, а — садово-паркового искусства. Это и сосны на песке, и дубравы. В Московии есть деревья-долгожители. Один могучий дуб в Коломенском прожил почти пятьсот лет! Подумать только, пять веков! Прямо как Мономахов трон. И правда, вечное дерево…
Но Москва — это не только парки. Столица наша находится на стыке трех разных природных уголков: это и полесье, и увалы, и холмы. А слышали когда-нибудь, как назвала Москву Марина Ивановна Цветаева — великий русский поэт? Она сказала: «Колокольное семихолмие»… Действительно, так оно и есть.
Кто бы мог подумать, но многие холмы «построила» в Москве река. Долина Москвы-реки врезалась в равнину, пропилила ряды валунов, глин, песков. Она «докопалась» даже до следов древних морей. Представляете, моря в Москве… Выходит, Москва-река — не такая уж тихая и домашняя, как это может показаться. Иногда река мелела так сильно, что в ней, прямо в пределах города, открывались броды. А иногда была способна на наводнение. Большая вода Москвы-реки в XVIII веке чуть не снесла Большой Каменный мост. Пришлось отводить воду в обход.
В Москве и Подмосковье больше трехсот речек. Ранним летним утром над городом так и веет свежестью.
Свежестью веет и от названий старинных московских улочек. Стоит произнести их вслух, и в ушах точно музыка звучит; Золотой Рожок, Синичка, Грайворонка, Полянка… Даже песенка такая есть: «На Ордынке, на Полянке тихо музыка играла…»
А сколько в столице уютных старинных особнячков, с колоннами, с воротцами. Они до сих пор стоят на Арбате, Маросейке, в Замоскворечье. В каждом жил кто-то великий. Ведь в Москве родился Пушкин, бывал Толстой, наезжал Лермонтов… В подмосковном Клину творил свою волшебную музыку Чайковский, Мелихово окрашено светлым словом Чехова, Шахматово — это блоковские места…
Многие талантливые скульпторы, архитекторы, художники, музыканты — не только из Москвы, но и из других русских городов — объяснились Москве в любви. Они считали своей честью — подарить столице песню, стихи, памятник. Замечательный русский композитор, петербуржец, Андрей Павлович Петров сочинил мелодию, которую напевает сейчас, наверное, каждый россиянин. Напевает, «когда все у него на свете хорошо». Эта мелодия — как улыбка. Она летит навстречу друзьям. А называется песня очень просто. Помнишь? «А я иду, шагаю по Москве…» А в проезде Московского Художественного театра стоит сейчас удивительный памятник Антону Павловичу Чехову. Ведь театр носит имя Чехова. Памятник — такой живой, будто камень здесь ни при чем. Будто и не памятник это вовсе. Автор памятника -— прекрасный скульптор, Михаил Константинович Аникушин. Он тоже был питерцем…
Кстати, Адам Олеарий еще в XVII веке заметил, что у русских «нет недостатка в хороших головах. Между ними встречаются люди весьма талантливые, одаренные хорошим разумом и памятью…»
В нашей истории, правда, бывали мрачные, смутные времена, когда целая страна страдала беспамятством, когда душе не хватало воздуха. Но за темной ночью всегда шел рассвет, он ослепительно вставал над Москвой-рекой. И озарял грядущий день. Разум и память была нашим спасением.
Если будете в Москве, обязательно пройдите по Волхонке до Храма Христа Спасителя, того самого, который возрождали мы всем миром.
Остановитесь здесь хотя бы на полчаса. Войдите в Храм, помолчите, подумайте. Если повезет, послушайте хор. И вы ощутите гордость за свой народ, за человека, за великий город, за Россию…
Татьяна Илларионова
Опубликовано в журнале "Костер" за январь 2001 года
