Октябрь 2002 года
…
Рубрика "Аптека для души" существует в нашем журнале уже больше года. В ней известные детские писатели ведут с вами разговор о книгах и чтении, о литературных героях, отвечают на письма юных читателей. А недавно в редакцию пришло коллективное письмо от учеников одной из петербургских школ. Ребята спрашивают, почему рубрика называется "Аптекой": "ведь это не магазин лекарств для больных душ!". Дорогие ребята, слово "аптека" в переводе с греческого означает "кладовая, сокровищница". А почему мы назвали рубрику именно так, вы поймете, прочитав эссе замечательного детского писателя Радия Петровича ПОГОДИНА (1925 — 1993). Открыть мир Радия Погодина — писателя, художника, поэта, философа — вам поможет новый CD-ROM, выпущенный в этом году Ленинградской областной детской библиотекой. Здесь вы найдете полное собрание сочинений писателя, впервые полностью опубликованные книги "Река" и "Приближения", указатель изданий произведений писателя и литературы о нем. Компасом в стране Радия Погодина вам послужат вступительные статьи вдохновительницы проекта и составителя CD-ROM Людмилы Валентиновны СТЕПАНОВОЙ.
При раскопках дворца Рамзеса Второго над входом в библиотеку археологи обнаружили надпись: "Аптека для души". Слово "библиотека" означает собрание книг. Насколько же точнее, приближеннее к существу, было египетское понимание и книги, и библиотеки, существовавшее более трех тысяч лет назад.
Попросите вашего приятеля вообразить предмет, который вы ему назовете. Назовите книгу. И поинтересуйтесь, какую книгу он вообразил.
— Толстую, — ответит он. — Знаешь, такую... крепкую... добротную... Приятно взять в руки...
Тонкую представляют редко. Добротную — все как один. Книга обязана быть добротной во всех отношениях, как по внешнему виду, так и по содержанию. Книга не имеет права трещать, скрипеть и лопаться, когда ее перелистываешь. Желательно, чтобы страницы переворачивались как бы сами собой.
Книга входит в понятие добра как предмет добра. Книга — лекарство. Книга — лучший подарок.
В детстве я брал книги в четырех библиотеках, некоторые прочитывал не отрываясь, некоторые лишь перелистывал, иные просто перекладывал из руки в руку. Мой друг Степа читал все. Устав читать, он закрывал глаза и прижимал книгу ко лбу.
Самой чудесной библиотекой в моем детстве была, уж так получается, — как подумаю, так именно ее вспоминаю, — библиотека имени Ломоносова в Гавани. Она была на втором этаже, в жилом доме.
В библиотеку в то время стояла очередь. На подоконнике между этажами сидели старухи. Старух тогда по библиотекам много ходило — кто божественное просил, кто революционное. Читателей называли читарями. От читарей пахло заводом и пивом. Мы со Степой выстаивали очередь и поднимали над головой пачки книг, перевязанные бечевкой или бинтом, — штук по пять, по шесть. Барьер, отделяющий абонемент от узкого пространства, где, как в трамвае, толпились читари, был высокий, рассчитанный на взрослого. Библиотекарша брала наши книги и через несколько минут мы получали такие же связки. Не помню, видел ли я ее лицо, наверное, видел. Конечно, видел. Но запомнил я только ее чистую узкую руку с аккуратными розовыми ногтями.
— Почему шкетам сопливым по пять штук, а нам только по две? — вопрошали сердитые взрослые читари.
— Они растут, им больше надо... — храбро отвечала наша библиотекарша.
Степа мечтал построить такую библиотеку, чтобы все в ней светилось, чтобы свет шел прямо с небес. Он говорил: "В нее даже мухи залетать не будут. Что мухам в библиотеке — у них же мозгов нету". Это Степа заметил, что у библиотекарш красивые руки. У наших матерей руки широкие, шершавые, они работали на станках с металлом, с острорежущей металлической стружкой. Взять книгу из рук библиотекарши, сопровожденную ее замечательной улыбкой, и тут же начать читать в свете ее улыбки — это драгоценно. Я дождусь, когда наше общество станет богатым, ведь поумнеет же оно наконец, оно позволит хорошо оплачивать работу образованных, душевных, красивых библиотекарш. И не возникнет такой дурацкой идеи, чтобы заменить библиотекарш на роботов. Книгу нужно из рук в руки.
— От рук — доверие, — объясняла мне маленькому моя бабушка.
Став школьником, я читал что попало и где попало: на крышах, на чердаках, за сараями — где не задувал ветер и не было сыро. Дома не почитаешь. Дома кроме уроков, которые делать лень, всегда есть работа: валенки починить, пришить зимней шапке ухо, вымыть полы, надраить закопченные на примусе кастрюли. Книги попадались разные — даже деликатные, что я не пальцем страницы переворачивал, но раздувал их дыханием. Не слюнить пальцы меня научил мой друг Степа. Можно дыханием, можно гребешком — если его о штаны потереть, он становится электрическим, — можно китовым усом — тогда было много китового уса.
И случился день, когда мы услышали голос книги и поняли, что она не просто над людьми, но и над временем. Что она — сама.
