Май-июнь 2024 года

Наталия ВОЛКОВА

БАШНЯ ЛИСИЦКОГО*

*Рассказ из сборника «ВДНХновение»

Школьная олимпиада «Музеи, парки, усадьбы», похоже, вызывала энтузиазм только у Ирины Ивановны, вот уже четыре года нашей классной.

— В эти выходные хотя бы одна наша команда должна пройти первый тур. И кто? — спросила она вдруг.

Тишина. Все смотрели куда угодно, только не на неё, потому что знали: если смотреть в глаза Ирины Ивановны, она решит, что ты рвёшься ответить, пойти к доске или вот сходить на эту олимпиаду.

— Понятно, желающих нет, тогда я сама назначу. Маша Карелина! В выходные берёшь родителей и идёте в любой музей, парк или усадьбу.

«Почему я? Я на прошлом уроке отвечала, и презентацию делала, и в спектакле участвовала», — хотела возмутиться я, но не возмутилась. Со мной всегда так: вот сейчас пойду домой и, конечно, по дороге придумаю сто вариантов, как надо было ответить Ирине Ивановне. А сейчас… сейчас я только кивнула.

— Ну вот и хорошо, — кивнула в ответ Ирина Ивановна, — а теперь решаем, куда поедем на осенние каникулы.

Домой я еле плелась и думала, как сказать родителям, что мы на дачу в выходные не поедем, а пойдём проходить эту дурацкую олимпиаду. Потом решила не ждать до дома и написала сразу в семейный чат: «Плохие новости. Ирина отправляет нас на олимпиаду. В выходные. На дачу не едем. Отказаться не могла».

Папа тут же прислал плачущий смайлик, а мама написала, что как это можно насильно заставлять, и почему я не сказала, что у нас другие планы, и что она сейчас напишет Ирине Ивановне и всё объяснит.

Потом опять пришло сообщение от мамы, что Ирина Ивановна так просила и умоляла сходить, говорила про какие-то там баллы рейтинга, что в результате мама согласилась.

В общем, когда я наконец притащилась домой, всё уже было решено. А мама с папой переписывались в чате, куда же мы пойдём. Я не участвовала в обсуждении: для меня что музей Пушкина, что Пушкинский музей — одно и то же. Я вообще музеи не люблю, особенно такие, где надо экскурсию слушать. Уж если меня занесло в музей, я люблю сама выбрать себе картину или статую и смотреть на неё. А нравились мне цветные круги, треугольники и полоски в свободном полёте. Мама говорит, что у меня нет вкуса, что я выбираю странное, что ей никогда бы в голову не пришло любоваться геометрическими фигурами, что она в моём возрасте любила Брюллова, например, или Крамского — у них всё красиво и понятно.

— Вот смотри, — говорила она, — девушка на лошади, а рядом её младшая сестра мечтает тоже быть такой красивой. А вот «Последний день Помпеи», тут трагический сюжет. А тут что?

— А тут, — важно заявляла я, — супрематизм.

На самом деле, мама сама же мне про этот супрематизм и рассказала, когда мы впервые в Третьяковку пришли. Я застыла у картины «Хирургия» и никуда больше идти не собиралась. Тогда мама встала рядом и сказала, что Кандинский, Малевич и ещё этот, — всё время его фамилию забываю, лисья какая-то, — так вот они все рисовали не сюжет, а свои переживания. И для них цвет был важнее всего.

— Не понимаю их, — говорила мама. — Этот Малевич с помощью цвета предлагал шагнуть в четвёртое измерение. Представляешь, он верил в параллельные миры!

В общем, возле этих треугольников я могла долго стоять. И была бы не против сходить ещё раз в Третьяковку. И вот, когда я уже смирилась с мыслью о субботе, проведённой в картинной галерее, пришло мамино сообщение:

«Мы с папой решили. Пойдём на ВДНХ. Ты там ни разу не была».

***

ВДНХ — это ни разу не картины. Это огромный парк. Мама очень обрадовалась, увидев его в списке для олимпиады.

— Я давно мечтала провести тебя по местам моего детства. Я говорила, что жила в Останкине?

— Говорила, — вздохнула я.

— И что каждый день до школы ходила туда гулять? А в школе мы каждые выходные отправлялись смотреть животных. Там есть павильоны «Свиноводство», «Овцеводство», «Охота»…

— Говорила.

— А ещё у меня там был любимый олень по имени…

— Вася, — перебила я. — Мама, ты мне эту историю всё детство рассказывала!

Мама вздохнула:

— Ты не представляешь, как там хорошо!

Ты должна всё это увидеть сама.

***

В субботу с утра пораньше мы поехали на ВДНХ, чтобы, пока народу немного, успеть обойти «олимпиадные места» и ответить на олимпиадные вопросы. По дороге от метро до главного входа мама не умолкала ни на минуту.

— В моём детстве там был такой павильон «Мороженое», жаль, его снесли в восемьдесят шестом. Там подавали мороженое в креманках по три шарика. Но зато мы с вами пойдём в кафе «Лебедь», будем сидеть на деревянной веранде и пить чай из самовара.

Папа как-то подозрительно посмотрел на маму.

— Ты уверена, что это кафе сохранилось со времён твоего детства?

— А куда оно могло деться? — удивилась мама. — Говорят, в девяностые павильоны превратили в торговые, но сами-то они на месте! Эх, как давно я не была на выставке. Лет двадцать пять? Мы ходили с подружкой из школы через ВДНХ, у нас был свой маршрут.

— Ма-а-ам…

— Сначала мы обязательно должны были зайти в павильон «Цветоводство», там у нас была своя пальма, под которой мы сидели на деревянных шезлонгах и представляли, что мы где-нибудь в Сочи на море.

— Мааам…

— Потом мы шли в «Пчеловодство» пробовать мёд. Что вы смеётесь? Там можно было весь мёд перепробовать и наесться. Потом мимо павильона «Мясная промышленность», ну там ещё этот огромный страшный бык сверху, ох и боялась я его в детстве, мы шли к животным, обязательно заходили в «Прудовое хозяйство» посмотреть на рыб, потом на инкубатор с цыплятами. Давайте так и пойдём?

— Мам, — я уже несколько раз пыталась её перебить, но она ничего не слышала. — У нас олимпиада, помнишь?

— Ах, ну да. Какой там первый вопрос?

Я вытащила скомканную распечатку из кармана.

— Найдите памятник известного селекционера, — зачитала я.

— А-а-а, — протянула мама, — ну это Мичурин. Ох, знаете, какой случай однажды был? Идём мы с одноклассником из школы, а памятник Мичурину этому стоит в яблоневом саду. Яблочки висят аппетитные, красненькие. «Хочешь?» — спрашивает меня одноклассник. «Хочу», — отвечаю. Ну он и полез яблоню трясти. И тут вдруг свист! Натуральный милицейский свист. Мы оглядываемся — нет никого. И вдруг голос: «Положите яблоки! Яблоки рвать нельзя!» И опять никого. Только Мичурин стоит. Колька, — это так одноклассника звали, — аж присел от ужаса. Ну мы и рванули, яблоки все побросали. Оглядываемся, а из-за Мичурина милиционер с громкоговорителем выходит, он, оказывается, за памятником сидел.

Мама рассмеялась, а мы с папой опять переглянулись.

— Значит, сначала идём к Мичурину. Ты помнишь, где он?

— Да как же не помнить. Сначала надо пройти по главной аллее, ой, а знаете, какие там раньше бублики с маком продавались?

Я закатила глаза и отключилась. Тем более мы уже подошли к главному входу.

— Надо же, — удивилась мама, — вход бесплатный, а раньше здесь билетики в кассах были по десять копеек. И турникеты стояли.

— Ну ты бы ещё вспомнила времена царя Гороха, — вздохнул папа.

А мама, кажется, обиделась, потому что вдруг замолчала. Но когда я на неё посмотрела, то поняла, что замолчала она не поэтому.

— А где же? — удивлённо спрашивала мама. — Где же ёлки? Здесь шла аллея ёлок, мы под ними от дождя прятались.

Пока мы шли к яблоневому саду Мичурина, мама то и дело останавливалась и округляла глаза. Оказывается, многое на ВДНХ поменялось со времён её детства. Не стало павильонов «Мороженое» и «Охота», не было статуи змеи с чашей около «Ветеринарии», да и самой «Ветеринарии» тоже не было. А ещё мы специально сходили к южному входу, и там мама убедилась в том, что «Круговая панорама», где можно было смотреть кино на экранах, расположенных по кругу, не работает. И её любимая будка с кнопочкой тоже. Маленькая, мама нажимала на кнопочку, и голос из будки говорил: «Погода в Москве солнечная, температура воздуха плюс пятнадцать градусов. Осадков не ожидается».

Мама совсем сникла. Она уже не тараторила, а шла опустив голову.

— Неужели, — грустно проговорила она, — здесь не осталось ничего с того времени, когда мне было девять лет, как тебе?

***

После Мичурина, около которого я сфотографировалась с игрушкой-путешественником, мишкой Паддингтоном, мы пошли к павильону «Космос», потому что следующим вопросом олимпиады было «величайшее достижение, над которым работали Королёв и Глушко», то есть ракета.

На площади перед «Космосом» была толпа. Я выхватила взглядом мальчика на самокате, у него на ветровке были треугольники и круги, как на той картине «Хирургия». Он кружил на самокате вокруг ракеты, а я смотрела, как в толпе то и дело мелькает его «хирургическая» ветровка. А потом он куда-то пропал. Я оглядывалась по сторонам, но не видела его.

— Хотите «те самые пончики»? — спросил вдруг папа.

— Какие это «те самые»? — удивилась я.

— Ну, наверное, времён детства нашей мамы, — улыбнулся папа.

Мама тоже грустно улыбнулась, видно было, что она не верит, что пончики остались действительно «теми самыми». Папа всё-таки пошёл за ними, а я рассеянно смотрела, не покажется ли где-то в толпе супрематическая «хирургическая» ветровка. Папа принёс пончики. И, конечно, они оказались не «теми самыми».

— Вот когда мы шли из школы… — вдруг снова оживилась мама, пережёвывая «не тот» пончик…

Но дальше я уже не слушала, потому что я вдруг увидела белую ветровку с разноцветными геометрическими фигурами. Она уносилась вдаль на самокате, и я в тот же момент поняла, как мне надоело слушать мамины воспоминания о времени, в котором я никогда не жила, и о местах, которые так сильно изменились. Ну и зачем мне знать, что было здесь двадцать пять лет назад? Пончики нормальные, фонтаны красивые, дети довольные выходят из павильона «Робостанция» с коробками на головах. Ну да, странно немного, что они роботов изображают. Но такого точно не было в мамином детстве. А ещё вон новое колесо обозрения строят, его тоже не было. «Хватит вспоминать быльё!» — хотелось мне крикнуть маме, но я не крикнула. А вместо этого пошла туда, куда понёсся мальчик на самокате. Через несколько шагов я, правда, оглянулась на папу с мамой, но мама так оживлённо рассказывала про пончики своего детства, а папа так тоскливо рассматривал каменные фигуры на крыше павильона «Космос», что я поняла: никто и не заметит, если я ненадолго отлучусь.

Я бежала мимо людей с колясками, людей на велосипедах, людей, жующих пончики и сладкую вату, мимо бывшего выводного круга, а теперь — огромного фудкорта, мимо бывшего «Овцеводства» и «Свиноводства», бывшего «Коневодства» и «Прудового хозяйства», на котором даже вывески не было, но мама успела рассказать. Тьфу, я уже как мама стала думать. Подбежала к пруду с обновлённым блестящим фонтаном «Золотой колос». И остановилась. По пруду скользили лёгкие лодочки, на берегу, прямо на траве, сидели люди, пили колу, ели мороженое. Чуть в стороне, свесив ноги в воду, сидела темноволосая девушка с татуировкой в виде «Золотого колоса» и любовалась фонтаном. И мне вдруг стало так хорошо. Я почувствовала себя взрослой и самостоятельной путешественницей. Я медленно побрела по берегу мимо облезлой статуи козла, а потом ещё дальше. Мне попался расписной павильон, похожий на дворец восточного шаха, потом какая-то железная башенка. Лазилка, что ли? Я поднялась на постамент и встала рядом с башней, взялась за металлическую конструкцию и посмотрела наверх сквозь ажурные решётки.

Люди пили газировку из автоматов с надписью: «Газированная вода». Я подошла ближе и заглянула через плечо парню у автомата. Он достал из кармана жёлтую монетку с надписью «3 копейки», опустил её в автомат, потом вытащил не бумажный, не пластиковый, а стеклянный стакан, поставил его дном вверх и несколько раз нажал. Стакан помылся. Потом он перевернул стакан, и в него полилась жёлтая газировка. Ну ничего себе! Всё как мама рассказывала. Может, в этой части ВДНХ решили сохранить уголок её детства? Надо скорее позвать её сюда. Я хлопнула себя по карманам. Телефон! Телефон остался в маминой сумке, она его в метро ещё у меня забрала, чтобы я не потеряла.

И вдруг в один момент небо потемнело и стал накрапывать дождь. Люди заторопились спрятаться, лодочки стали причаливать к берегу. Я подумала, что меня уже давно потеряли родители, и повернула назад. У нас с ними есть старая договорённость: ждать друг друга на том месте, где виделись в последний раз. Так что они должны быть по-прежнему у «Космоса». Проходя мимо статуи козла, я подумала, что под дождём он уже и не кажется облезлым. Вон как блестит. Фонтан отключили, тоже, наверное, из-за дождя. Народ совсем разбежался; теперь пруд был пустой, а люди прятались под козырьками павильонов. Кто-то забежал прямо внутрь павильона «Прудовое хозяйство». Стоп. Я, несмотря на усиливающийся дождь, замерла на месте. Я же только что тут шла, и павильон был закрыт. И вывески на нём не было. А теперь вот — как новенькая. Озадаченная, я пошла дальше прямо по лужам. Всё равно промокла насквозь. Люди с удивлением смотрели на меня из открытых дверей «Овцеводства» и «Свиноводства», а несколько мужчин в рабочих комбинезонах поспешно загоняли лошадей, запряжённых по три в упряжку, под навес на выводном круге. Стоп. А где же фудкорт, который только что тут был? Да что вообще происходит? До площади с ракетой оставалось всего ничего, и я припустила со всех ног. Площадь была пуста. Хотя не совсем: на ней стояли два пассажирских самолёта, а по трапу наверх поднимались люди, хотя — я готова поклясться любой самой ужасной клятвой — ещё пятнадцать минут назад самолёт здесь был только один. Около него и должны были стоять папа с мамой. И уйти без меня они никак не могли!

***

Я не понимала, что происходит и что мне делать дальше. Решила хотя бы встать под брюхо самолёта, чтоб не мокнуть под дождём. И вдруг я увидела, как от яблоневого сада на площадь выехал самокат. Я сначала подумала, что это тот самый мальчик в ветровке, но, присмотревшись, поняла, что нет. На самокате ехали двое: мальчик и девочка. Мальчик толкался ногой, а девочка стояла, вцепившись ему в школьный синий пиджак. Мальчик резко повернул руль и ловко заехал под мой самолёт.

— Отцепляйся, приехали, — сказал он девочке, когда они остановились.

— Ну и погода! — воскликнула девочка, откидывая косички на спину. — Наврала мне эта будка. Я три раза сегодня на кнопку нажимала, а она говорила: «Осадков не ожидается».

До меня что-то стало доходить. Я присмотрелась к девочке: коричневое школьное платье, чёрный фартук, металлический значок в виде звёздочки, капроновые ленточки в волосах… У мамы такие хранятся в коробке для шитья. Она много раз мне показывала и говорила, что в школе их в косы заплетала. Девочка стояла ко мне спиной, и я хорошо рассмотрела эти ленточки.

— Ну и струхнул я, — заговорил мальчик, — ну когда он в свисток свистнул! Представь, я и правда решил, что это Мичурин.

Я прислонилась к какой-то тумбе, на которой стоял самолёт, потому что ноги у меня задрожали. Это что же происходит-то, а?

— Коль, — вдруг заговорила девочка, поворачиваясь ко мне лицом, — как ты думаешь, милиционер нас не запомнил?

«Мама?!» — чуть не выкрикнула я. Но не выкрикнула. Я с ужасом смотрела на маленькую маму. Это точно была она, я много раз видела её фотографии в старом альбоме. Да и у бабушки на стене в рамке висел мамин портрет вот в таком возрасте. Ей там девять лет, как и мне.

— Девочка, тебе плохо? — спросила меня мама.

— Н-н-нет, — пробормотала я.

— Как тебя зовут?

— М-маша.

— А меня Лена. А это — Коля. — И мама махнула на мальчика с самокатом. — Сейчас дождь пройдёт, и мы в «Мороженое». Айда с нами! Мне мама рубль дала, на шесть шариков хватит и ещё останется. Ты какое мороженое любишь? Я — шоколадное и клубничное.

«Она и в детстве так тараторила», — подумала я, но вслух сказала:

— И я.

— Давай дружить?

Дождь и правда стал прекращаться. На площадь из павильонов вылезали люди, закрывали зонты. Мы тоже выбрались из своего укрытия. Коля встал на самокат, а мы с мамой пошли рядом.

— А где ты живёшь? А почему не в школьной форме? У вас что, уроки раньше заканчиваются? Вы вообще не учитесь по субботам? Слышь, Коль, они по субботам не учатся! А в какой ты школе?

Мама мне почти не давала ответить, сыпала и сыпала вопросами как из пулемёта. И тут я увидела его, огромный ледяной дворец. Или ледяную пещеру. На самом верху — фигура морского котика, который держит вазочку с мороженым на носу. Мы зашли внутрь. С потолка свисали сосульки, под куполом висели снежинки. Всё было белое и блестящее. Волшебное! Маленькая мама достала свой рубль и протянула продавщице. Она выдала нам вазочки с разноцветными шариками. Я много разного мороженого ела, но такого сказочного не видела никогда. Волшебное мороженое из волшебного сказочного дворца! Мы сидели на оранжевых пластиковых стульях, болтали ногами, и мне казалось, что я никогда не ела ничего вкуснее.

И тут до меня дошло: если маме сейчас девять лет, значит, это 1986 год. Мама говорила, что павильон «Мороженое» снесли в 1986-м. Значит, уже скоро? Я снова посмотрела на ледяную пещеру, и мне её стало так жалко. Что же из этого всего уцелело до моего времени?

— Ну, мне пора, — сказал вдруг Коля. — Мне сегодня ещё на музыку.

— Я с тобой! — заторопилась мама. — Подвезёшь? Ужасно хочу домой.

— Подождите! — Я растерялась.

А я? Я, кроме них, в этом 1986 году вообще никого не знаю. И, между прочим, я тоже ужасно хочу домой. Только, в отличие от них, мой дом… в далёком будущем.

***

Когда вообще это произошло? В какой момент я провалилась в мамино детство? Когда бежала за мальчиком на самокате? Или позже? Я стала подробно вспоминать весь свой путь. Вот я смотрю на лодочки на пруду, вот вижу облезлого козла, а потом уже не облезлого. Тот момент был где-то между этими двумя козлами… Я окончательно запуталась.

— Ну ты идёшь или как? — мама торопила меня, прямо как дома, когда я залипала в телефоне, вместо того чтобы одеваться в школу.

— Иду, ма… то есть Лена! — выпалила я. — Слушайте, вы тут местные, скажите, как быстрее всего попасть к «Золотому колосу»? Коля и Лена переглянулись:

— На РАФе конечно!

Оказалось, что РАФ — это паровозик. Лена пересчитала сдачу от мороженого, и её как раз хватило на три билета. Мы сидели в открытой кабинке, и, хоть паровозик ехал не очень быстро, ветер приятно обдувал лицо и трепал волосы.

— А что ты там хочешь, у «Золотого колоса»? — спросил Коля.

— Не знаю, я там кое-что потеряла, — соврала я. — Там была статуя козла. Потом я пошла мимо какого-то ресторана и дошла до металлической ажурной башенки…

— До башни Лисицкого?

— Кого?!

— Ну Эль Лисицкий! — с видом знатока пояснил Коля. — Не знаешь? Были такие художники — Малевич, Кандинский, Эль Лисицкий…

— Лисья фамилия... — прошептала я.

— Вот это его башня. А вы знаете, что Малевич верил в параллельные миры?

Мы подъехали к «Золотому колосу».

— Слушай, Маш, давай телефонами обменяемся? — предложила мама. — Может, хоть созвонимся, а то так больше и не увидимся. Мой номер 218-58-68, запомнишь? А у тебя?

— А у меня нету.

— Нет телефона? Ничего себе. Слушай, ты откуда вообще? Не из Москвы? Мы с Колей дальше поедем, до Хованского выхода. Ну ты звони! Позвонишь?

Я спрыгнула с паровозика и крикнула ей уже на ходу:

— Я обязательно с тобой увижусь! Я тебе ещё пятнадцать копеек должна! За мороженое!

Они махали мне из паровозика, а я направилась к башне Лисицкого. Теперь я понимала, как попала сюда. Я снова поднялась к башне, провела рукой по ажурным решёткам и вгляделась сквозь них в небо. Когда я немного отошла и отвернулась от башни, то чуть не врезалась в полноватого мужчину с велосипедом, который разговаривал с другим, в очках.

— Прикинь, они не знали, что это башня Лисицкого! А ведь это сооружение сохранилось со времён открытия выставки в тридцать девятом году! Всё почти поменялось, а она стоит…

Дальше слушать я не стала и со всех ног побежала на площадь перед павильоном «Космос». Вокруг было оживлённо, навстречу мне попалось несколько малышей с коробками на головах, а молодые ребята шли в наушниках, уткнувшись в мобильники. Сомнений не было: я дома! Когда я добралась до площади, мама испуганно оглядывалась по сторонам, а папа то отбегал от неё, то подбегал обратно.

— Маша! — закричала мама, увидев меня. — Где ты была? И телефон не взяла! Мы уже полчаса тебя ищем.

Значит, прошло полчаса. А мне показалось, двадцать лет… Я подбежала к маме и обняла её.

— Мам, прости, я… Я должна вернуть тебе пятнадцать копеек, — вдруг сказала я.

Глаза у мамы расширились, и она пристально на меня посмотрела, потом зажмурилась и покачала головой. И, чтобы замять неловкость, я предложила:

— А расскажи нам с папой ещё про своё детство.

Наталия Волкова		Художник Ольга Граблевская
Страничка автора		Страничка художника