Август 2003 года

Старейшему петербургскому художнику, большому самобытному мастеру графики Ивану Ивановичу ХАРКЕВИЧУ исполняется в этом году — 90 лет! Несмотря на солидный возраст юбиляра, застать его дома чрезвычайно трудно: за спиной — походный рюкзак, в руках — огромная папка с художественными работами. А всех книг, проиллюстрированных Иваном Ивановичем для детей и взрослых, в одной статье просто не перечислишь! Иван Иванович был первым иллюстратором знаменитого романа В. Каверина "Два капитана", активно сотрудничал в любимых детворой журналах "Костер" и "Чиж", а после войны появился в коллективе "Боевого карандаша".

Начало войны, 22 июня 1941 года, Иван Харкевич встретил в Риге. В тот же день он был призван в армию в должности фронтового художника. Газета, в которой он работал в годы войны, называлась "Друг солдата" и выходила на немецком языке. Она носила антифашистский, антивоенный характер. Газета призывала немецких солдат одуматься, сдаться в плен, прекратить войну. Газету сбрасывали на самолетах на боевые позиции врага. Специальные бомбы были начинены типографской продукцией. Наши разведчики, как почтальоны, доставляли номера в тыл противника, подвергаясь смертельной опасности. Рисковали и сами сотрудники редакции.

— Впервые в жизни оказался я в редакции на колесах, — вспоминает Иван Иванович Харкевич. — Тут же, при редакции, была типография. В одном вагоне располагался наборный цех, в другом — печатный, в третьем — фотолаборатория. А в четвертом хранились огромные рулоны бумаги. У редактора, обрусевшего немца Ивана Францевича, был свой вагон — кабинет на колесах. У меня тоже был свой "кабинет" и одновременно мастерская. Наш редакционный поезд все время был вынужден перемещаться, потому что фашистские "юнкерсы" непрерывно за нами охотились. Хорошо помню лето сорок первого. Июль выдался жаркий. Наш эшелон медленно передвигался по Новгородчине. Я полулежал на своей полке, обдумывая очередную карикатуру на фюрера. Над подушкой — два патронташа с винтовочными патронами. От жары меня потянуло на свежий воздух. Я вышел на открытую площадку вагона. Как красиво было вокруг! Мимо проплывали березовые рощицы, сосны, цветастые полянки, полные лютиков, ромашек, колокольчиков. Легкий ветерок чуть колыхал их, и казалось, что колокольчики звенят. "Господи, неужели идет война?" — подумал я. Внезапно послышался рев мотора. Над эшелоном появился фашистский юнкерс". И тут же — взрыв. Один, другой... И пулеметная очередь сверху. Резкий лязг буферов. Состав с шумом остановился. Под крики "Воздушная тревога!" мы бросились врассыпную в лес. По счастью, налет был недолгим. "Юнкере" покружился над эшелоном и набрал высоту. Я вернулся в вагончик. Оцепенел: крыша была пробита, шрапнель угодила в патронташ, и вся моя подушка была изрешечена пулями. А что, если бы я за несколько минут до налета не встал со своей полки или просто задремал? Подобных "случайностей" на войне было хоть отбавляй. Однажды рядом с нашими покрытыми дерном землянками, где временно разместилась редакция, остановился состав с боеприпасами. День был пасмурный, нелетный. Но едва ветер разогнал тучи, в небе возник вражеский самолет-разведчик. Что тут началось! Всего один фугас — и в воздух взметнулись целые вагоны, оси, колеса... Вдруг, сквозь грохот и рев, крик редактора: "Все ко мне в землянку!" Вылезать из своего ненадежного укрытия не хотелось, но приказ есть приказ. Спустя несколько часов, когда все утихло, вернулся к своему убежищу, а там — глубокая воронка, на дне которой лежит искореженная платформа вагона. Ни вещей, ни рисунков — все сгорело. Вот в таких условиях и работали. Ну а результаты были — немцы массово сдавались в плен, некоторые пленные становились сотрудниками нашей газеты и агитировали своих соотечественников сложить оружие.

Это всего лишь одна глава из большой биографии большого художника. У Ивана Ивановича много творческих планов. Каких? Пока секрет. И дай Бог крепкого здоровья старейшему художнику нашего журнала, нашему доброму другу и автору!