Июль 2013 года

Его разбудили шаги на улице, звонкий девичий смех. Минуту он лежит неподвижно, вслушиваясь в удаляющиеся шаги, веселые голоса и взрывчики заразительного смеха. Деревянные стены летней мансарды столь тонки, что кажется — прохожие, срезая путь к морю, ходят через комнатку.

Вскочив с кровати, потягивается, выходит на балкон и заглядывает в окно маминой спаленки. Шторка в углу откинута в сторону, и в образовавшемся треугольнике он видит маму на кровати. Она машет рукой. Движение у нее выходит слабое, вымученное. Борька вздыхает.

Прежде чем зайти к маме, он заглядывает в душевую комнатку, которая расположена тут же — на балконе второго этажа. Несколько раз открывает и закрывает кран холодной воды, стучит костяшкой указательного пальца по смесителю, потом, привстав на цыпочки, упирает палец в брюхо нависающего над душем бака. Тонкая жесть легко проминается под пальцем. Бак пуст. Борька снова вздыхает.

— Доброе утро.

— Доброе утро…

Мама лежит в одной позе, широко раскинув руки и уставившись в потолок.

— Ты как?

— Уже лучше, — говорит мама, но голосу не хватает уверенности.

Борьке видны плечи, голова и руки мамы, не укрытые одеялом. Они непривычного кирпично-красного цвета. На плечах две белые вертикальные полоски — след от купальника. Кожа на границе красного и белого цветов припухла. Спертый воздух замкнутого помещения пропитан запахом сметаны.

— Воды снова нет.

Она приподнимает голову с подушки и внимательно смотрит на сына. Заметно, что даже это движение причиняет ей боль.

— Спустись вниз, найди Николая Петровича, скажи ему. Я это сделать не в силах.

Борька мнется в дверях.

— Это значит, что мы и сегодня никуда не пойдем?

— Прости, — мама всхлипывает. — Может, завтра.

— Ничего страшного. Выздоравливай.

Хозяин сидит на корточках, спиной к Борьке, и чинит желтый, как пчела, скутер. На бетонированной площадке перед гаражом раскиданы запчасти. Много запчастей. Борька не уверен, что скутер теперь хоть когда-нибудь поедет сам.

Он покашливает.

— Николай Петрович.

— Ну…

— Вода, у нас, на втором, снова ушла.

— Мне кажется, или я неоднократно говорил, молодой человек, — хозяин делает ударение на молодой, — что клапан не держит.

Борька сглатывает. Хозяин не просто ему не нравится, Борька боится его до смерти. И тот знает об этом.

— Его нужно починить, — говорит Борька, сам понимая, как предательски неуверенно дребезжит его голос.

Николай Петрович хмыкает.

— Молодой человек, быть может, вы не заметили, — он разводит в сторону руки в смазке, — но я немного занят. Пользуйтесь туалетом и душем на первом этаже, ничего страшного в этом я не вижу. Как только поставлю скутерок на колесики, посмотрю ваш клапан.

Борька оглядывает гору запчастей, будто взрывом раскиданных по бетону, еле слышно вздыхает и идет к лестнице.

Первую аптеку Борька обнаружил за углом, буквально в двух минутах ходьбы от снимаемого жилья. Мгновение он сомневался, а потом все же прошел мимо. Конечно, поступил он нехорошо, но уж очень надоело заточение в четырех стенах.

Стояла столь изумительно жаркая погода, что казалось — осень никогда не вступит на эти улочки, обметав с деревьев листву и прибив пыль к земле холодным дождем. Он шел по тени, отбрасываемой деревьями, и даже сами деревья заставляли его восторженно задирать голову. Ветки усеяны персиками, абрикосами, сливами и грецкими орехами. То, что в его родном городе можно увидеть только на прилавках супермаркета, росло здесь свободно — стоит только руку протянуть. Улочки были какие-то сонные. Спокойные. Умиротворяющие.

Ноги сами вынесли его на набережную. В отличие от узких улочек Старого города, людей здесь было полно, а на любом месте, где можно припарковать автомобиль — был припаркован автомобиль. Киоски с сувенирами, магазинчики, кафе, детские аттракционы. Аптека.

Он купил лекарство, название которого мама написала на листке бумаги, но вместо обратной дороги спустился по широкой белокаменной лестнице на пляж. У моря был немного странный бурый цвет. На горизонте стояли три корабля, на расстоянии казавшиеся фигурками в детском игровом автомате. Поверхность залива морщат барашки небольших волн. Тела отдыхающих так плотно покрывают пляж, что гальки почти не видно.

Борька долго смотрел, как взрослые дядьки взлетали в небо на забавном аттракционе, действующем по принципу рогатки. Из небес неслись крики, обрывки ругательств, звонкая мелочь и сотовые телефоны. Приблизившись к ограде аквапарка, наблюдал, как пластиковые трубы выплевывают в бассейн визжащие тела туристов. Купил мороженое и кусал его, посматривая, как приближается к берегу катер с прицепленным «бананом».

Он не замечал, как быстро летит время. Когда опомнился, увидел, что шар солнца проделал огромный путь по небосклону. Посмотрел на часы, охнул и поспешил назад.

Борьку подвела самоуверенность жителя мегаполиса, убежденного в том, что заблудиться в курортном городке невозможно. Улочки выглядели одинаково, знакомых домиков видно не было, а самое плохое, что адрес съемной квартиры выветрился из головы.

Он забрел в парк, полный праздношатающегося народа. Начинало темнеть. Отчаяние заглушал голод. Борька всхлипнул, сел на бортик фонтана, украшенного статуями, и обхватил голову руками. «Хуже быть не может», — отстраненно подумал он.

В этот момент статуя пошевелилась и наклонилась к нему.

Борька заорал дурным голосом, шлепнулся задом на асфальт и принялся отползать от фонтана, смешно суча ножками и не отрывая круглых глаз от ожившей статуи рыцаря. Рыцарь отшатнулся назад и замахал руками, движения вышли совершенно живые, не деревянные. На белом каменном лице горели человеческие глаза.

— Малец, ты чего?

Рядом вспыхнул смешок, потом еще один.

Борька ошалело завертел головой. Мужчина в соломенной шляпе улыбался и снимал его на сотовый телефон. Девчонки смеялись и показывали на него пальцем. Статуя девушки в древнегреческой тоге повернулась к рыцарю и сказала:

— Фокс, ты зачем малыша напугал? — Посмотрела на Борьку, улыбнулась и подмигнула. — А ты, мальчик, не бойся, рыцарь детей не обижает.

Борька почувствовал, что краска заливает его щеки, уши. Встал, отряхнул шорты, взглянул на рыцаря исподлобья. Тот спустился с бортика фонтана и сделал несмелый шаг в сторону Борьки, будто опасаясь, что тот снова заорет и свалится на землю.

Лицо серьезное, без признаков улыбки, будто и в самом деле высечено из камня. Не удивительно, что Борька принял его за статую: лицо крупное, классически красивое, подбородок с ямочкой, рост под два метра, широкие плечи, грудь, как бочонок. Лицо, волосы, доспехи, щит и меч выбелены под гипс.

— Ты в порядке, малец?

Борька задрал голову, сглотнул. Рыцарь навис над ним, как… статуя.

— Извини, что напугал. Не думал, что ты так воспримешь мое движение. В каком-то смысле, это комплимент моему искусству.

Статуя древнегреческой девушки фыркнула. Рыцарь медленно повернулся к ней, смерил взглядом:

— Ты, Лариса, лучше помалкивай! Ты, егоза, не способна простоять неподвижно и минуту. Тем более простоять молча.

Слова он ронял тяжело, как булыжники, тем не менее, особого впечатления на девушку они не произвели.

Лариса сморщила симпатичное выбеленное личико в гримаску, показала розовый язычок и, отвернувшись от рыцаря, застыла. Какой-то турист приблизился к ней, навел фотоаппарат и сфотографировал. Блеснула вспышка.

Рыцарь повернулся к Борьке.

— Так ты как, в порядке?

Борька кивнул, вгляделся в белое лицо с крупными скулами и медленно покачал головой. Рыцарь замер на месте, снова на несколько секунд превратившись в статую. Совершенно невообразимым образом он теперь почему-то не пугал Борьку, а вызывал доверие. На плечо мальчишки опустилась тяжелая рука в металлической перчатке из мелких белых колец.

— Меня зовут Фокс, а тебя?

— Борис.

— Будем знакомы. А теперь присядем у фонтана и поговорим по душам.

Рыцарь шагнул к фонтану и уселся на бортик. Похлопал по камню рядом с собой. Каждое движение вызывало тихое позвякивание металлических доспехов. Борис медленно приблизился и сел рядом.

Фокс заговорил первым:

— Не знаю, догадался ты или нет, но я не настоящая статуя.

Позади фыркнула древнегреческая девушка Лариса. Не обращая на нее внимания, рыцарь продолжил:

— Я работаю живой статуей много лет, это заработок, образ жизни и способ самовыражения. Важен компромисс, способность найти середину. Понимаешь?

— Не уверен.

На какое-то время Борька забыл обо всех неприятностях, свалившихся на его голову.

— Некоторые столь великолепно гримируются под статуи, что люди не способны их отличить от настоящих. Ты наверняка встречал их в своей жизни, проходил мимо, не подозревая о том, что перед тобой человек из крови и плоти, а не холодный камень. Это не есть хорошо!

Голос у Фокса поставлен. Говорит, будто в трубу.

— Не хорошо, так как им не платят за их мастерство. Есть и другие, — Фокс кивает в сторону Ларисы. — Они гримируются плохо, на месте не замирают, и люди их просто не воспринимают статуями. Настоящие профессионалы, — он скромно упер большой палец правой руки в грудную пластину, — замирают на месте так, что от статуи не отличишь, но через определенные промежутки времени совершают комплекс выверенных, поставленных движений, чтобы показать потрясенным прохожим, что перед ними живая статуя. Люди удивляются, платят деньги, фотографируются с нами. Иногда пугаются. Очень редко. Такую реакцию, как у тебя, я встречаю впервые.

Борька не совсем понимал, зачем Фокс это ему рассказывает, но слушал с интересом.

— Соответственно, я и представить себе не мог, что ты так воспримешь мое «оживление». Отсюда вывод — я непреднамеренно тебя испугал, а значит, не стоит подавать на меня в суд.

— Я не собираюсь подавать на вас в суд!

Казалось, рыцарь нисколько не удивился.

— Собственно, так я и думал, но всегда стоит расставить все точки на ё. Значит, у тебя другие, не связанные со мной проблемы?

— Я заблудился. Сам не знаю, где дом, в котором мы снимаем комнаты. Моя мама… она… наверное, с ума сходит, если уже не сошла. Я пошел в аптеку за лекарством, на набережную, купил, на обратной дороге… ну… я заплутал.

Фокс проницательно посмотрел на него и погладил гладкий белый подбородок. В ямочку на подбородке свободно поместилось бы ядрышко ореха.

— Как давно это было?

— Днем. Давно. Было светло.

Фокс кивнул.

Облеченное в слова горе Борьки стало еще осязаемей, весомей. Он будто наяву увидел плачущую маму, рвущую на голове черные волосы. Лицо рыцаря расплылось, затуманилось — мальчишка всхлипнул, протяжно потянув носом.

— Но-но! Гусары не плачут, — загрохотал рыцарь, стукнув ладонью по накладке на коленке. От лязга металла вздрогнули ближайшие прохожие. — Я вообще не понимаю, в чем проблема? Через наш городок можно копье перебросить!

— Я не помню названия улицы!

Фокс отмахнулся.

— Кому нужны названия! Меня здесь знает каждая собака, а я, соответственно, знаю каждую собаку. Хозяин мужчина или женщина?

— Мужчина.

— Имя.

— Николай Петрович.

— Длинный худой или лысый?

— Лысый.

Фокс презрительно скривил нижнюю губу.

— Все еще чинит свой скутер?

Борька вскочил на ноги, подпрыгнул два раза на месте и уставился на рыцаря огромными глазами.

— Вы его знаете?

Фокс сказал совершенно серьезно:

— Твое предположение не лишено смысла.

Борька заглянул в темные, резко контрастирующие с лицом глаза:

— Вы меня отведете?

— Ты, конечно, не принцесса, — протянул Фокс, — но, думаю, для разнообразия стоит спасти и мальчишку.

На них обращали внимание. Фотографировали, оглядывались, провожали взглядами. Высокий белый рыцарь шагал широко, задрав подбородок вверх и не обращая внимания на едва успевающих отскакивать с его пути туристов. Борька старался не отставать. Рыцаря и вправду в городе знали. Едва ли не ежесекундно Фокса окликали местные жители, приветственно махали руками. Он раздавал кивки головы царственно, будто золото простолюдинам.

Когда они покинули парк и зашагали по темным безлюдным улочкам, Фокс изменился. Он сбавил шаг, так что теперь Борька не семенил следом, а шел рядом, опустил подбородок и заговорил с мальчишкой красивым, но совсем не звучным голосом. Он спросил, как давно они с мамой приехали на курорт. Видел ли он море раньше. Как называется Борькин родной город.

Потом Фокс молчал и внимательно слушал. Неожиданно Борька стал рассказывать про свою школу. Про своих друзей и учителей, про отца, который ушел в другую семью, про родной город, про свой двор и про девочку Лену, живущую в соседнем с ним подъезде. Он рассказывал вещи, которые никогда не говорил маме. Вообще никому не говорил. Странно, но он чувствовал, что едва знакомому рыцарю можно открыть многое. Живая статуя располагала к доверию.

Вдруг Борька осекся, оглянулся по сторонам, понимая, что идет по знакомой улице и видит знакомые дома. Он заметил табличку на стене дома, и черная дыра в памяти растаяла: улица Дурова, дом 26. Борька взвизгнул, побежал, обгоняя спутника, рванул на себя металлическую ручку калитки и ввалился в хорошо освещенный двор. В центре двора стоял Николай Петрович, внимательно разглядывая деталь скутера под электрическим светом лампы.

Николай Петрович посмотрел на Борьку поверх детали, блестящей от машинного масла, и крикнул в сторону:

— Я же говорил, отыщется ваш пацаненок! Набегается и вернется!

По лестнице застучали каблучки, и Борька виновато всхлипнул, увидев дорожки слез на красном от загара лице матери.

Мама замерла на месте, прижав руки к груди и устремив взгляд в сына.

— Прости, — тихо сказал он, — я заблудился, но лекарство принес. Вот.

Он достал из кармана лекарство и показал матери.

Мама резко вздохнула, кинулась к сыну, обняла его и тут же отпустила, охнув от боли в обгоревшей коже.

— Какие телячьи нежности, — хмыкнул Николай Петрович, протирая загадочную деталь ветошью. — Было бы из-за чего переживать, у нас люди не теряются, это вам не…

Никто так никогда и не узнал, что хотел этим сказать Николай Петрович. Петли калитки скрипнули, и хозяин замер на месте, уставившись за плечо Борьки. Заворчал в конуре пес и звякнул звеньями цепи. Мама ахнула.

Борька оглянулся, прекрасно зная, что именно увидит.

Во дворе жилого дома, на фоне калитки, Фокс казался еще выше, еще монументальней. Он повернулся в сторону конуры, недвусмысленно положил руку на рукоять меча и сказал:

— Тють!

Никто не удивился, когда высунувшийся было пес передумал, захлопнул пасть и сдал назад.

— Привет, Фокс, — выдавил из себя Николай Петрович. Борька отметил, что хозяин стал как бы меньше ростом и теперь не пугает, а скорее забавляет его.

— Привет, старый мошенник, — прогрохотал рыцарь. — Ты по-прежнему обманываешь постояльцев, не включая воду на второй этаж?

— Эгкм… это все клапан, — неубедительно промямлил Николай Петрович. — Я его посмотрю. Обязательно. Завтра.

Мама положила руку на плечо сына, как зачарованная глядя на огромного белого рыцаря. Тот перехватил ее взгляд, учтиво поклонился. Борька затараторил:

— Его зовут Фокс. Он живая статуя. Он помог мне найти дорогу домой.

— Очень приятно познакомиться с вами, — прогрохотал рыцарь, — много слышал. Только хорошее.

— Мне, — сказала мама, — тоже очень приятно. Спасибо, что вернули мне сына. Не знаю, как вас и благодарить.

— Одну секунду, — Фокс обогнул мать с сыном и горой навис над Николаем Петровичем. Тот громко сглотнул.

— Значит, так, — обстоятельно проговорил Фокс, собирая в кулак футболку на груди Николая Петровича. Выцветший олимпийский мишка сморщился, а футболка задралась вверх, обнажая пыльное брюхо и пупок водоизмещением 0,5 литра. — Клапан чинишь не завтра, а сегодня. Прямо сейчас. Внятно?

Лицо Николая Петровича расплылось в широкой, но фальшивой улыбке. На лысине заблестели капли пота.

— Я, собственно, и собирался сегодня. Сейчас. Прямо сию минуту.

Фокс отпустил футболку, расправил складки на груди хозяина, ласково потрепал его за щеку и обернулся к Борьке с мамой. Борька думал, что мама одернет рыцаря, но вместо этого она сказала:

— Не хотите отведать чая?

Они пили чай на улице, под пластиковым навесом. Мошки жужжали и бились в горячее стекло электрической лампочки. Наверху громыхал разводными ключами, муфтами и трубами хозяин.

Фокс рассказывал особенности работы живой статуей. Рассказывал живо, весело, обычным, нетрубным голосом. Объяснял, как трудно нанести грим, вспоминал смешные, анекдотичные истории, растолковывал особенности конкуренции в этом деле и озвучивал суммы заработка. Мама слушала внимательно, не забывая подливать чай. Объевшийся Борька клевал носом. Наконец его отправили наверх спать.

Заснул, едва коснулся подушки — проснулся много позже, за полночь. Тихо прокрался по лестнице к пластиковому навесу, прислушался. Теперь Фокс молчал, говорила мама. Борька уловил:

— Он такой фантазер, постоянно что-то придумывает, витает в облаках, мечтает. Не умеет сосредоточиться. Ему тяжело даются точные науки, он гуманитарий, как отец.

Поняв, что речь о нем, Борька покраснел и поспешил ретироваться. Но прежде чем вернуться в спальню, заглянул за угол и бросил один взгляд. За столом, под пластиковым навесом, сидели Белый Рыцарь и Красная Королева.

Журнальный вариант. Повесть печатается со значительными сокращениями.

Юрий Лузан		Художник Елена Эргардт
Страничка автора		Страничка художника