Август 2009 года
…
Отрывки из дневника
25 мая. Никакие мольбы не помогли. Радость от начавшихся летних каникул померкла: стало ясно, что летом я опять буду на даче. «Для того и существует "семейное гнездо", чтобы в нем проводить лето!» — сказала мама.
«Семейное гнездо» покосилось, с крыши местами сорван рубероид, открывший доисторическую дранку, и проводить лето в «семейном гнезде» предстоит мне со зверями: мама работает и бывает наездами. Единственное, что радует, — это большой сад, дикий и заросший, и море за забором. Но абсолютно не вдохновляет желание мамы вместе со мной перекопать огород и что-нибудь в нем посадить.
Каждый год одно и то же — ударный весенний труд, но потом все как-то сходит на нет: то холодные и унылые дожди, то жара и полчища гусениц уничтожают наши труды.
Почему-то именно у нас в саду поселилась водяная крыса, которая к осени по мере созревания картошки роет под ней ходы и уносит все достойные плоды. Летом крыса страшно волнуется за «свой» урожай и испускает струи мускуса, сладким и резким ароматом напоминающего французские духи. Приходится окучивать картошку, задыхаясь от этого запаха, и даже не знаю, приятный он или омерзительный — что-то посередине. Потом крыса собирает урожай и прячет его под соседским туалетом. А мы вынуждены, возвращаясь в город, покупать картошку по дороге.
1 июня. Сборам на дачу радуются лишь наши черные-черные кошки Саша и Даша (которых мы перекрестили в Шуру и Дуру), собака — славный скотч-терьер Митя и ручная галка Куккен. Мама души не чает в Мите, а кошек и галку только терпит. Наверное, стоит немного рассказать о себе. Мы живем вдвоем с мамой. Я хочу стать биологом, а может быть, буду художником — мне нравится и то и другое. По крайней мере, более-менее приличные оценки у меня по биологии, рисованию и еще почему-то по физкультуре. Остальное — мрак! Меня любят собаки и коты, признают птицы, и мне навстречу часто выходят лесные звери — просто показаться. Мой девиз: «Никого не обижать, всех любить и по возможности подкармливать!» А вот с окружающими людьми отношения у меня сложные. Кому может быть интересен долговязый очкастый подросток, всегда путешествующий на дачу с сумкой, набитой разнообразными справочниками о флоре и фауне? «Кажется, забыли дома Большую советскую энциклопедию!» — злится мама, когда в машину не лезут мои книги.
2 июня. Ура! Мама смягчилась в отношении Шуры и Дуры! Мама приехала на дачу без меня, только со зверьем. Я сдавала «хвосты» в школе. Ночью ее разбудили коты, которые просочились в форточку и принялись безумно скакать на спящей маме. Она сначала отбивалась от котов во сне, а потом встала с суровым желанием задать им хорошую трепку и тут обнаружила, что искрит наружный провод на доме и что вот-вот начнется пожар. Коты самоотверженно спасли и дом, и маму. Теперь мама до отвала кормит котов рыбой и восхищается их подвигом.
3 июня. Июнь — самый скучный летний месяц, обычно холодный и дождливый. Нельзя купаться в море, нечего делать в лесу, и в деревне преобладают нудные любители огорода, занятые на своих участках с утра до ночи. Но цветут сады, и поют птицы, и на нашем севере это самый красивый месяц в году. Только в июне можно услышать кукушку, смешную птицу — помесь голубя с ястребом. Сегодня я тихо смылась с огорода, где мама бодро перелопачивала очередной пустырь, и упала на диван. Вдруг на раму плюхнулась кукушка, заглянула в комнату, увидела меня и проорала: «Ку!», отсчитав мне ровно одну минуту на лежание на диване, потому что в дверях уже грозно замаячила мама.
10 июня. Июнь начинается с бодрых маминых призывов вести правильный образ жизни. Свежий воздух, употребление в пищу диких и, естественно, очень полезных трав, например, одуванчиков и пастушьей сумки, вставание на заре и обтирание соленой морской водой — вот девиз нашего пребывания на даче. Понятно, что сразу хочется умереть молодым. Сегодня я испытала некоторую ядовитую радость: мама вернулась от своей приятельницы, угостившей ее вареньем из одуванчиков. Я недоверчиво разглядывала мамину физиономию — опухшую, всю в ярко-малиновых пятнах и точках. Ну точно иллюстрация из книги «Детские заразные болезни: краснуха, корь и свинка»! Естественно, я наотрез отказалась попробовать «лакомство», присланное специально для меня, — массу цвета детской неожиданности в банке из-под майонеза. Мама обиделась.
15 июня. Как ни странно, но мысль, что в теплые летние дни стирать белье и мыть посуду лучше в заливе, а не в доме — принадлежала именно маме. «Жизнь коротка, и незачем нам терять редкие минуты солнца! Превратим скучное мытье посуды в праздник!» — сказала она и, сложив всю посуду в корзину, пошла на нашу любимую отмель перед домом. Следом двинулись и мы: я с Куккеном в клетке, Митя и оба кота. Это была гениальная идея! Теперь наша посуда, начищенная песком (особенно старые, задымленные кастрюли), блестит на солнце как новая, а мы уже замечательно загорели.
16 июня. Стоит нам появиться из дома с большой корзиной, как шумная семья ворон занимает дозорный пункт на старой ольхе и комментирует наше продвижение по тропинке, ведущей к морю. Как только мы выкладываем из корзины посуду, вперед, на разведку, вылетает вороний дядька, а за ним — весь безумно орущий выводок из трех юнцов. Папаша с мамашей летят всегда по бокам. Очень ценится каша, которую родители запихивают большими порциями в жадно краснеющие и беспрерывно орущие (даже с кашей!) детские рты. Но не стоит думать, что этот непуганый «птичий рай» сразу так и прилетел на наши объедки. Нет. Все дело в ручной галке Куккене, которого в маленькой клетке мы приносим с собой. На берегу я его выпускаю, и он копается в песке, перебирает тростниковые обломки, расклевывает ракушки, восхищается коровьими лепешками и страшно всему радуется. В природе галки — очень осторожные птицы. Видя спокойствие Куккена, другие птицы теряют бдительность. То есть, в прямом смысле, у нас — «подсадная» галка. Правда, мы не собираемся никого обижать.
17 июня. Не только птицы заинтересовались нашим «хозяйствованием», но и большие стайки не менее прожорливых разнообразных мальков. Глупые мальки сглатывают и крошки, и остатки хозяйственного мыла во время стирки. Пододеяльники, надувшись парусами и относимые прибоем в море, как неводы, собирают внутрь стайки мальков, и приходится осторожно вытряхивать из белья рыбу. Маленькая заводь просто кишит от немыслимого количества рыбы и птицы. Иногда приходит стадо коров и пытается полизать кастрюли. Митя, грозно рыча, строго следит, чтобы они не приближались слишком близко. Озадачившись каким-нибудь ведром или тазом, коровы задумчиво задирают хвосты и с треском «украшают» нашу отмель дымящимися лепешками. С коровами прилетают скворцы. Они быстро семенят ножками по широким коровьим спинам и склевывают слепней.
18 июня. Сегодня черно-белая корова Ласточка ухватила губами простыню и, задумчиво закатив глаза, стала ее жевать. Простыня медленно исчезала в коровьей глотке, когда мама, ухватив ее за другой край, стала тянуть к себе. Ласточка не только прожорлива, но и бодлива, поэтому мама скакала перед ней, как заправский тореадор. С мучительным мычанием Ласточка наконец выплюнула изжеванный край, но простыня успела перекраситься в ее глотке в ядовитый желто-зеленый цвет. Отстирать ее не удалось, и она была приговорена к изгнанию в тряпки для пола.
19 июня. Мы несем потери. Прибоем у нас смывает миски и вилки, при транспортировке откалываются от чашек ручки, бьются тарелки. Довольно быстро стал ощутим дефицит посуды. «Наверное, скоро нам придется есть с листьев лопуха вместо тарелок, палочками, как китайцы, а чай пить из банок», — констатировала мама сегодня, видя очередной урон, нанесенный нам морскими волнами. Правда, у нас в обиходе появилось новое розовое ведро, приплывшее утром к нам на отмель, отличный моток финской веревки, запутавшийся в камышах, и очень красивая бутылка из-под импортного напитка. А вчера у нас уплыл термометр для измерения температуры воды. «Плывет себе и все время измеряет и измеряет температуру воды, а никому это не интересно. Какая бессмысленная жизнь!» — задумчиво сказала мама, рассматривая горизонт.
20 июня. Ох уж эти унылые, холодные и сырые июньские дни! Мы с мамой решительно надели куртки и отправились гулять. Мы уже далеко отошли от деревни, когда нас догнал Джек, очень любимый нами белый пес. По происхождению — помесь овчарки с лайкой, умный и веселый. Джек решил нас порадовать. Учуяв что-то в кустах, он нырнул в орешник. Послышался треск, топот, хрюканье… и из кустов вылетели два небольших молодых диких кабана-подсвинка, а за ними — Джек. Молча, без обычного лая, пес носился с кабанами по лугу, как бы играя в салочки, — изредка сталкиваясь со свиньями боками, отчего очень скоро из белого стал таким же черным, как и его приятели по игре. А это была самая настоящая игра, ведь кабанчики, превосходившие Джека и по весу, и по размерам, вполне могли бы умчаться назад, в орешник, но они этого не делали, а, задрав хвосты и не смущаясь нашего присутствия, носились с собакой. Мы же стояли, сгрудившись в центре луга, судорожно соображая, в какую сторону бежать. Но Джек решил подогнать кабанов к нам поближе, чтобы и мы тоже приняли участие в этом веселье. Он успешно справился с поставленной задачей, и теперь уже нас шестеро хаотически носилось по лугу. Мама кричала на бегу: «Хватай Митю! Его растопчут! Бежим! Что вы за идиоты! Куда ты побежала?! Назад!» Митя рвался в бой, но его маленькие ножки путались в густой и высокой траве. В центре луга возвышался большой валун, и я, подхватив Митю, на него вскарабкалась. Мама же продолжала бодро нарезать круги. В суете у меня с носа слетели очки и упали в траву, под камень, и мама на них благополучно наступила. Вспомнив, что у меня на шее болтается бинокль, я направила его на кабанов, желая получше их рассмотреть, и чуть не свалилась от изумления с камня. Я забыла, что бинокль имеет большое увеличение, и перед моим взором вдруг предстало… только одно рыло, все облепленное грязью, вернее, пятак носа, мокрый и с черной густой щетиной, торчащей из ноздрей. Рыло шевелилось и пенилось. Ну, просто фильм ужасов! Наконец все устали. Кабаны дружно, с треском вломились обратно в орешник и умчались. Мама припала к камню и не могла отдышаться. Прибежал радостный Джек с окосевшими от беготни глазами и вывалившимся языком. Он был неузнаваем от налипшей черной грязи и зверски вонял свинофермой. «Нет! Не смей!» — завопила мама, уловив желание Джека поцеловать ее, но было уже поздно. Джек радостно плюхнул лапы ей на плечи и лизнул в нос. «Фу, какой омерзительный запах!» — морщилась мама, стараясь отчистить с куртки налипшую после собачьих объятий грязь. «Слились с природой!» — ехидно сказала я. Некоторое время мы ползали по траве в поисках моих очков. К счастью, стекла были целы, отломалась лишь дужка.
25 июня. Сегодня приключилась трагикомическая история с ястребом. Куккен сидел на своей любимой яблоне, а я в двух метрах от него старалась приколотить решетку против мышей на леток у пчелиного домика. При каждом моем осторожном ударе молотка из улья вылетали злющие пчелиные сторожа, и я юркала в кусты. Чтобы меня не искусали, пришлось надеть халат и пчелиную шапку. В этот момент и появился огромный ястреб-тетеревятник и ринулся на галку. Куккен из-за пришитого крыла не летает, а только бегает. Он начал быстро скакать по веткам вокруг ствола яблони. Но ястреб его настиг и сшиб на землю. Еще секунда, и разбойник бы его разорвал, но тут из кустов вылезла я — в костюме пчеловода и с молотком в руке. Ястреб, увидав такое невиданное чудовище, округлил свои и так круглые глаза и наморщил лоб, соображая, что это за пугало явилось из кустов. Затем он небрежно отряхнул со своих когтей галку и медленно взлетел, не отрывая взгляда вытаращенных глаз от моей персоны. Он так удивился, ну просто обалдел! Бедный Куккен был ранен, его пришлось долго отпаивать парным молоком и держать на груди, чтобы согревать теплом, ласкать и утешать.
26 июня. Немного о Куккене. Мы подобрали его на шоссе, в деревне с красивым названием Кипень. Он обреченно стоял посреди дороги, и следовавшие за нами машины, скорее всего, его бы раздавили. Мы остановились и забрали птицу. У галки было сломано в плече крыло, которое ему пришили в ветлечебнице за бешеные деньги, и инвалид остался у нас к неудовольствию мамы: «Только гадит и безобразничает! Уверена, что в прошлой жизни он был каторжником!» Уж не знаю, кем он был в прошлой жизни, но в этой Куккен настрадался. Кроме попадания под машину, уже за годы жизни у нас его дважды хватал и ранил ястреб, Куккен умудрился сломать ногу, а Митя случайно сомкнул свои челюсти и сделал из галки «цыпленка-табака»! И всякий раз Куккен, как птица Феникс, возрождался из пепла, продолжая хулиганить и безобразничать. Коты его боятся, Митя сердито терпит. Куккен просто обожает Митю. Стоит Мите завалиться спать где-нибудь в укромном месте, как Куккен его тут же находит и принимается петь ему песни и нежно перебирать шерсть. Бедному Мите даже в страшном сне такое не могло привидеться. Иногда Куккен (кстати, по-фински, это означает «Цветочек») даже помогает. Когда я вскапываю грядки, он бегает вокруг лопаты и выискивает всяких гусениц и червяков. Но бывает, что этот «Цветочек» выдергивает мои посадки. Как-то я ползла вдоль длинной гряды и старательно сажала севок — это такие маленькие луковички. Когда закончила посадку, то ахнула. Оказывается, сзади шел чертов Цветочек и так же старательно выдергивал все обратно.
Мама довольно долго холодно относилась к галке. У нее не всегда приятно складывались отношения с представителями врановых. Прогуливаясь однажды в зоопарке, мы подошли к вольеру, где скучал большой черный ворон. Мама встала на цыпочки и через сетку протянула ему конфету. Ворон мгновенно придвинулся, выхватил конфету и отшвырнул ее в сторону, и тут же ухватил клювом мамин указательный палец, сильно его сдавив. Мама стояла в неудобной позе и морщилась от боли. Она никак не могла освободить свой палец из тисков мощного воронова клюва. Она злилась и на свою глупость, и на вредную птицу, и на меня, умирающую от смеха. Ее палец посинел и стал почти такого же цвета, как клюв у ворона. А хулиган от удовольствия закатил глаза и не думал его отпускать. Потом вдруг выплюнул, лукаво наклонил набок голову и сказал: «Ку-ку!» Почему-то именно загадочное «ку-ку!» особенно разозлило маму. «Каков подлец!» — возмущалась она, целую неделю потрясая перед моим носом черным и раздутым пальцем.
Отвратительно складывались у мамы отношения и с ручным говорящим сороком Варваром, который (еще до галки) некоторое время жил в нашем доме. Варвар беспрерывно выкрикивал разные заученные им фразы и все воровал. Он постоянно копался в маминой сумке, воровал из нее деньги и тут же рвал их на мелкие клочки, а мамину помаду и шариковые ручки закапывал в цветочные горшки. Когда мама ела суп, Варвар воспроизводил омерзительное сморкание. Если мама примеряла новое платье, то Варвар гнусно хихикал. Но главное, он всегда выкрикивал маме вслед: «Куда?», когда она торопливо выбегала из дома на работу или по делам. Мама верит в глупый предрассудок, что если человека спросить, КУДА он идет, то ему «пути не будет». Полная ерунда, конечно, но из-за этого «куда?» в доме были бесконечные скандалы. Я Варвара и закрывала, и в другую комнату относила, но всякий раз, стоило ему услышать, как мама открывает входную дверь, он успевал придушенно выкрикнуть свое: «Куда?» Мама страшно злилась: «Неужели ты не можешь раз и навсегда объяснить этой мерзкой твари, что каждое утро я иду на работу?!»
Однажды у мамы в гостях был ее коллега, профессор из Чехии. Сначала Варвар, когда все вышли на кухню, быстро украл из вазочки на столе весь нарезанный полосками плиточный черный шоколад и запихал его в щелки по периметру дивана. Когда обнаружилась пропажа шоколада, гость уже вальяжно сидел на диване. Маме пришлось с извиняющейся улыбкой извлечь шоколадные запасы из дивана обратно в вазочку, а заодно почистить светлые брюки пана профессора от не слишком эстетично налипшего шоколада. Понятно, что на следующий день мама со мной не разговаривала, я же по этой причине лежала на диване и ревела. И тут Варвар тихонько и трогательно сказал мне: «Привет!» и, чтобы меня утешить, положил рядом подарок — очень дорогую ручку с золотым пером. От ужаса я даже реветь перестала — эту ручку Варвар незаметно выкрал из профессорского портфеля! Не зря он весь вечер вертелся рядом! «О боже! Мы профессора еще и обокрали! Это же не дом, а просто какой-то бандитский притон! — заламывала руки мама. — Что мы будем делать, он же улетел сегодня утром к себе в Чехию!» «Молчать, как зарезанные! — повеселев от подобного сорочьего «дара» (а я давно мечтала о такой ручке), сказала я, — не мы же грабили его портфель, а сорок!»
Поэтому появление Куккена маму не обрадовало: «Неужели нам мало собаки и котов?» Но все меняется к лучшему. К нам недавно пришла тетя Дуся и стала жаловаться маме на свое одиночество и под конец, всхлипнув, сказала: «Может, вы мне хоть вашего Куку отдадите? А то я совсем одна! Все веселее будет!» И вот тут мама меня удивила. Она нахмурилась: «Куккена? Ни за что! Он член нашей семьи!» Я была просто счастлива!
27 июня. Необыкновенную живость в наш летний отдых вносят пчелы. Когда другие нежатся на пляже, мы, одетые в специальные белые халаты и душные пчелиные шапки, ловим рои, передвигаем домики или меняем холстики и матрасики в улье.
Существует много разных пород пчел: более кусачих и менее. У нас, конечно, самые кусачие — гремучая помесь русской пчелы с башкирской. Я мгновенно распухаю от любого укуса. Аллергия! Маму тоже кусают, но ее не раздувает. Наоборот, она очень гордится тем, что окончила курсы и теперь может работать пчеловодом.
Сегодня с утра небо было ясное, и все обещало жаркий день. Пчелы не работали, а возбужденно летали вокруг улья. В двенадцать часов дня раздался гул, напоминающий рев вертолета, летящего на низкой высоте, и тысячи пчел устремились в небо, как праздничный салют. Я тоскливо смотрела на этот фейерверк и ждала, куда направится весь этот ужас. Дело в том, что, если с роем вылетает старая пчелиная матка, то вся куча пчел обычно садится недалеко от родного улья. Старая матка плохо летает и вообще устала от жизни. Другое дело молодая предводительница пчел — со своими прислужницами она улетает на поиски счастья иногда за десятки километров от пасеки. Сегодня должна была вылететь старушка, и я надеялась, что она сядет в нашем саду.
Ревущее облако пчел медленно плыло над яблонями в сторону соседского сада. Загоравшие соседки, заслышав гул, с визгом повскакали с шезлонгов и мгновенно укрылись в доме. Рой миновал их сад и стал спускаться к дому дяди Пети, где облюбовал яблоню, растущую перед входом на веранду, экзотически украсив одну из веток большой жужжащей бородой. Дядя Петя и его необъятная супруга с удивительной скоростью промчались из сада на веранду. Они быстро захлопнули окна и дверь и через стекла с ужасом уставились на шевелящуюся бороду из пчел.
Я помахала им рукой и крикнула, что скоро вернусь, только схожу за роевней. Но когда я вернулась домой, то почувствовала, что проголодалась, и мы с Митей радостно решили перекусить. Если пчелы облюбовали себе место, то они будут сидеть некоторое время, пока пчелы-разведчицы не сообщат матке о новом доме, который они разыскали для семьи. Поэтому мы с Митей пообедали, отдохнули, и только тогда я отправилась за роем. Из-за стекол веранды на меня смотрели багрово-красные и крайне злые лица соседей, так и сидевших замурованными на раскалившейся от солнца веранде. Я не стала вникать в их гневные выкрики, а занялась роем. Рой привился довольно высоко, на верхней ветке старой яблони. Примчавшаяся мама немедленно скомандовала принести стол, а потом и табуретку. На это шаткое сооружение пришлось лезть мне: я выше мамы, но и я с трудом дотянулась до пчелиной «бороды». Со стороны, благодаря белому халату и пчеловодческой шапке, я напоминала всем известную американскую статую Свободы. В одной руке я держала ножовку, чтобы отпилить ветку с роем, а в другой у меня была роевня, которую я подставила под этот самый рой, чтобы в тот момент, когда ветка надломится, он бы в нее и свалился. Мама снизу руководила процессом и беспрерывно давала ценные указания. В ту минуту, когда ветка надломилась, я как раз повернула голову в ее сторону, и роевня отклонилась: рой благополучно свалился мне на голову и облепил всю шапку и плечи. Для моей несчастной головы наступила темная ночь: сквозь затянутое плотным тюлем окошечко на шапке ничего не было видно из-за тысячи шевелящихся мохнатых пчелиных тел. Да и весили они килограмма три, не меньше. Я перепугалась, что сейчас задохнусь. От неожиданности и из-за нелепости происшедшего у мамы начался припадок истерического смеха. Она опустилась на землю и смеялась, пока у нее не потекли слезы. «Очень смешно!» — взвыла я. Мой голос звучал глухо, как из танка. «Очень, очень смешно! О-о-о!» — повторила эхом мама, не прекращая смеяться. У меня же от ужаса стучали зубы, и я боялась пошевелиться, чтобы не придавить какую-нибудь пчелу, ведь тогда они начнут яростно кусаться.
Мало того, часть пчел упала на табуретку, и теперь они с унылым воем карабкались по моим ногам наверх, к общей куче. Некоторые уже успели набиться в штанины брюк. «Сделай хоть что-нибудь!» — умоляюще зашипела я. Но мама не могла дотянуться даже до моих ног, ведь я стояла на столе с табуреткой. Наконец она, собравшись с силами, стрелой промчалась в наш дом и, сдернув скатерть с обеденного стола, сумела протащить его сквозь кусты к злополучной яблоне. На такое способна только мать в минуту, когда ее детенышу грозит гибель! Все так же продолжая рыдать от смеха, мама вскарабкалась на стол и, осторожно отвернув мои штанины, соскребла поварешкой придурков, что в них набились. Тогда я смогла присесть на табуретке, и мама собрала пчел в роевню с шапки и моих плеч. К счастью, в одной из «порций» попалась и пчелиная матка, и тогда остававшиеся на моей одежде пчелы сами слетели в роевню. Я была свободна!
5 июля. К нам в гости приехала тетя Лена. И тете Лене захотелось отдохнуть в гамаке. Они с мамой выразительно посмотрели в мою сторону. Я замучилась прикреплять гамак к кленам, а своими командами — «Ниже! Выше! Натяни эту веревку, подтяни ту!» — родственники достали меня до смерти.
Тетя Лена накрутила большие бигуди и, адресовав мне: «В деревне тоже нужно быть красивой, а не ходить с нечесаными патлами», — упаковалась в спальный мешок с пуговицами. Для защиты от комаров я ей набросила на лицо кусок плотного тюля — получилось некое подобие свежей египетской мумии. И она задремала.
Первыми этот «тюк» между кленов обнаружили Шура и Дура. Они мягко вспрыгнули в гамак и стали в нем приятно покачиваться. Затем в гамак полез Митя. (Вес котов 5 и 3 кг, Мити — 12 кг.) Тетя Лена напрасно стала брыкаться в спальном мешке, так как Митя тут же резво принялся за свою любимую игру «Загрызи врага под пледом!» и с громким рычанием вцепился в тетину ступню.
Коты дружно отодвинулись подальше от глупых Митиных игр и улеглись на тюле, прикрывавшем тетино лицо. (Я ей потом сказала, что нужно было просто через тюль укусить Шуру за толстый зад, и он бы свалил.) Тетя принялась судорожно биться и кататься, но это привело лишь к тому, что ее бигуди и пуговицы на мешке намертво запутались в веревках гамака, и она оказалась в роли мухи, замотанной в паутине.
Дополнительный вес трех приятно упитанных животных оттянул гамак до земли, а у нас здесь, между кленами, как раз проходит муравьиная дорога, и насекомые радостно напали на тетю снизу.
«Пойди, посмотри, как там отдыхает тетя Лена. Не нужно ли ей морс принести?» — крикнула мне с кухни мама. Я дочитала главу и вышла из дома. Еще издали, по тому, как в безветрии тряслись и гнулись несчастные клены, я заподозрила неладное. Еще больше меня озадачило то, что наша милая тетя беспрерывно сквернословила низким басом, поэтому я не рискнула приблизиться к гамаку, а вернулась за мамой. «Мне кажется, морс ей уже не нужен», — осторожно сказала я. «Что-о?!» — воскликнула мама и помчалась к кленам. Тремя звучными шлепками она освободила тетю от зверья и принялась выпутывать ее из веревок и тряпок и отряхивать от муравьев. «Я уже попрощалась с жизнью!» — всхлипывая, прошептала лохматая и раскрасневшаяся тетя Лена. Мама бросила в нашу сторону суровый взгляд, и мы с котами и Митей предпочли немедленно исчезнуть.
15 июля. Мама сказала, что сегодня мы обязательно должны посмотреть на зеленый луч. Каждый год в июле, когда прогреваются верхние слои воды в море, последний отблеск заходящего солнца имеет зеленый цвет. Его можно увидеть в ясную погоду и только при спокойном море. В середине лета море светлое, в нем еще сохраняется отражение белой ночи, и сквозь прозрачную воду просвечивают желтый песок и розовые камни.
Когда красный шар солнца опустился к горизонту, мама, я, Митя, Куккен в клетке и коты сгрудились на пригорке. Нас облепили полчища комаров и принялись яростно пить кровь, раздуваясь и становясь похожими на заходящее светило. А оно зависло над горизонтом и, казалось, не двигалось. «Земля остановилась!» — мрачно пошутила я. С моря после купания возвращались соседи и, увидев наш «семейный портрет» в окружении тучи комаров, дружно остановились. «На что вы там смотрите? Мы тоже хотим!» — и они с воплями полезли к нам на пригорок. Становилось тесновато. Солнце погрузилась в море только наполовину. К нам присоединилась еще одна соседка. С ней примчался пес Ваня, который мгновенно загнал котов на клен. От солнца по воде протянулась к берегу розовая дорожка, и в нее заплыла семья лебедей с тремя детьми. Красота!
В ту самую минуту, когда над солнцем сомкнулась вода, Митя затеял драку с Ваней, но нам не пришлось их разнимать — они сами испуганно разбежались, потому что все закричали: «Ура!» Последний луч солнца был ярко-зеленым. Мы с соседями принялись радостно кричать и обниматься, и никому не захотелось уходить. И еще долго в розовых сумерках мы все сидели на пригорке и тихо беседовали, а на море кричали птицы и покачивались лодки рыбаков. Как жаль, что лето на севере такое короткое!..
20 июля. К нам пришел сосед, рыбак дядя Володя и, театрально заламывая руки, сказал: «Мы вытащили из сетей раненую птицу. Рыбаки, может быть, сварят из нее суп, вы их знаете», — и сделал большие выразительные глаза. Я побежала на берег. Под ящиком для рыбы сидела большая, размером с гуся, птица. С трудом вытащив ее оттуда, я понесла птицу домой. На мое счастье птица была очень тяжелая и оттянула мне руки, поэтому, когда она вдруг выпрямила свою длинную шею и попыталась клюнуть меня в глаз, то дотянулась лишь до моей губы, которую успешно ухватила клювом и дернула вниз, несколько порвав. Я стойко терпела боль и, еще крепче прижав птицу к себе, прибежала домой. Мама, читавшая на веранде, при виде нас выронила книгу. «Господи, ты на себя посмотри!» — ужаснулась она. Мельком взглянув в зеркало, я увидела, что из надорванной губы у меня течет кровь, рот распух и стал похож на нарисованную улыбку клоуна.
Гагара (то, что это была гагара, мы узнали позже из справочника «Птицы СССР»), втянув шею, напряженно за нами наблюдала двумя красными и злобными глазками. Периодически она издавала громкие мерзкие вопли, чем-то напоминающие кошачьи, и клевалась. Я посадила ее на травку, и она поползла на брюхе, отталкиваясь лапами, будто плыла. «Может быть, у нее что-нибудь сломано? Посади ее в ванну для поливки», — давала советы мама, стараясь близко к птице не приближаться. В ванне гагара быстро перебирала лапами и взмахивала вполне здоровыми крыльями. Удивительное у птицы было оперение, похожее на рыбью чешую: плотное и блестящее. Юная гагара была белого цвета с серыми пятнами. Мы решили отнести ее на залив и там, на отмели, посмотреть, сможет ли птица плавать.
Назад, на море, я несла ее уже под мышкой, хвостом вперед, чтобы ее голова находилась у меня за спиной. Но и тут гагара умудрилась пару раз пребольно ущипнуть меня за ягодицу и за ногу. Сзади сурово шла мама, а за ней тащился Митя. Я зашла по колено в воду и осторожно отпустила птицу. Замерев на секунду, гагара внезапно нырнула и… пропала! Ее нигде не было! «Куда она подевалась? Может быть, утонула?» — мама изумленно оглядывала бухту. Прошло несколько минут, показавшихся бесконечными. Вдруг мы увидели, как птица вынырнула метрах в пятидесяти от нас, судорожно глотнула воздух и опять нырнула, и теперь уже появилась почти на горизонте. «Хорошо, что она цела и невредима. Мы бы намучились с этим крокодилом», — устало произнесла я, вспомнив свою порванную губу и клюв гагары, изнутри покрытый мелкими крючковатыми зубками (для того, чтобы пойманная рыба не выскальзывала). Переминаясь с ноги на ногу, к нам подошел дядя Володя, но, увидев укоризненный мамин взгляд, а главное, мою окровавленную физиономию, он ойкнул и быстро достал из ящика огромного, килограммов на пять, леща. Потом «заблеял»: «Ну, знаете, так получилось, что вот, ну, мы, в общем, пошутили! Вы уж не сердитесь!» А мы и не думали. Когда еще удастся так близко рассмотреть такую редкую и удивительную птицу, как гагара.
19 августа. Я уже собиралась лечь спать, когда услышала, как у соседей яростно лает посаженный на цепь Кутя. Выползать из дома в дождь мне не хотелось, но я все-таки взяла ведро и кочергу и пошла к собачьей будке.
Не знаю почему, но именно в августе с горы спускаются ежи. Мне кажется, их привлекает запах тухлой рыбы, всегда валяющейся перед Кутиной будкой. Скучающий на цепи Кутя уныло разглядывает свои миски с едой. Пока пес дремлет, наглые сороки и вороны крадутся со всех сторон к его мискам и растаскивают еду по лужайке, но стоит псу приоткрыть один глаз, как они шумно взлетают на забор. А глупые ежи так и лезут на эту лужайку перед будкой. Понятно, что Кутя их ненавидит, потому что чует в них крыс. Если еж не успевает свернуться в клубок, то все кончается трагически.
Так и есть! Я быстро намотала Кутину цепь на столб забора и оттянула пса от ежа. Кутя бесновался, но теперь уже не мог дотянуться до зверька. Затем кочергой я закатила ежа с помятыми и обслюнявленными Кутей иголками в ведро и отнесла его к себе на участок.
Мои звери к ежам равнодушны. Митя делает большие глаза и пятится, а Шура, имевший неприятный опыт общения с ежами, сразу смывается. Однажды он решил понюхать ежа, а тот подпрыгнул и вонзил свои иголки в кошачий нос. Шура заорал, подлетел на метр в воздух, ринулся в дом и всю ночь во сне прижимал лапу к раненому носу.
Утром еж не ушел, а, хмуро свернувшись клубком, оставался на том же месте, где я его оставила. Едой он не соблазнился — очень уж был напуган. Я решила его отнести на гору, откуда он и пришел. Закатав ежа в старый пиджак, я стала карабкаться по скользкой после дождя горе. Во время восхождения я ему говорила, чтобы он не боялся, что скоро он отдохнет и поправится, главное, чтобы больше не увлекался тухлой рыбой, и все в этом духе. Мои ноги скользили и разъезжались по мокрой глине, и я пыхтела, как еж. Наконец я выбрала безопасное для зверька место и развернула пиджак. И вдруг ежиный комок быстро завертелся у меня в руках и в свою очередь развернулся — ко мне мордочкой. Еж очень внимательно посмотрел на меня и потянулся носом к моему лицу. Несколько секунд мы смотрели друг на друга — глаза в глаза! У него была чудесная рыжая мордочка и большие карие глазки. Потом я опустила ежа на землю, и он бодро скрылся под корнями деревьев.
Целый день я вспоминала этот ежиный взгляд. Глупо было думать (я не полная идиотка!), что он хотел поблагодарить меня за спасение. Но мое сердце все время сжималось от ужаса при мысли, что, если бы я вдруг поленилась выйти на яростный Кутин лай, то одним чудесным зверем на свете стало бы меньше.
21 августа. На середину августа приходится пик падения метеоритов.
Самое лучшее — это смотреть на падающие звезды на природе, где-нибудь в поле или на берегу моря. В городе даже в ясную ночь небо мутное и не такое красивое.
По радио объявили, что этой ночью ожидается интенсивный звездопад, и я, конечно, загорелась его увидеть.
«На падающую звезду можно загадать желание», — сказала я радостно маме.
Весь день я провела в предвкушении ночи, но уже в одиннадцать мама стала засыпать и решительно заявила, что собирается немедленно лечь спать и наплевать ей на эти звезды. Ей не хотелось загадывать никаких желаний, потому что ее единственным желанием было выспаться. Я возмутилась такой прозе жизни и одна стала дожидаться середины ночи.
В час ночи, зевая и ежась от ночной прохлады, я вышла на деревенскую дорогу, чтобы небосвод не заслоняли деревья, и, задрав голову, стала смотреть. Деревня уже спала, было очень тихо, и небо, казавшееся огромным и плотным, все усеянное пульсирующими звездами, накрыло меня, как чашкой. Я, не мигая, смотрела на него, пока у меня не закружилась голова, но звезды не спешили валиться на землю.
А потом они вдруг заскользили вниз одна за другой, пропадая в лесу на горе. Они падали так стремительно, что я не успевала загадывать желания, да я о них и забыла, при виде такой красоты!
Внезапно, среди мелких звездочек сверкнула большая неоново-голубая звезда и, прочертив небо зигзагообразным хвостом, тоже ярко-голубым, упала в лес. Я не выдержала и помчалась будить маму.
Недовольно зевая, мама появилась на пороге. Погасив свет на веранде, я пошла к калитке, но на тропинке вдруг наступила на что-то большое и мягкое. Это «что-то» взвыло дурным голосом и вцепилось мне в ногу. Я тоже заорала от ужаса и оторвала от своей ноги… кота Шуру, на которого и наступила в темноте. Мама принялась истерически смеяться и окончательно проснулась.
Мы вышли за калитку и уставились на звезды. И нам повезло — мы увидели огромную оранжево-красную звезду с длинным огненным шлейфом. Она прочертила небо на востоке и дольше, чем другие, задержалась на небосклоне. Мое желание увидеть чудо — свершилось!
А потом к нам тихо подошла наша соседка тетя Нина, которая читала на веранде и услышала наши дикие вопли, и мы все стали смотреть на небо, радуясь и ему, и звездам, и красоте августовской ночи.
31 августа. Лето стремительно подошло к концу. Я уже не жалею, что провела его на даче, хотя ничего не прочитала, не нарисовала, не увидела, кроме того, о чем я рассказала. Никаких вам заморских стран, шумных тусовок, глянцевых журналов и модных знаменитостей. Но сейчас я ни за что на свете не променяла бы свою летнюю жизнь в этой маленькой северной деревне на все столичные радости. Я смотрю в окно на серые городские дома вокруг, и все думаю, как там без меня мои звери и птицы. Может быть, тоже меня вспоминают? Вряд ли, просто живут себе и радуются.
Многие любят животных, но как-то абстрактно, по книгам или кинофильмам, совершенно не замечая в обычной жизни, что вокруг них — много глаз, лап, хвостов.
Жизнь странная штука. Взять и покрасить пряди волос в разные цвета — ничего проще! Нахамить любопытной тетке, решившей сделать замечание, — легко! А вот подобрать на улице грязного несчастного котенка (и необязательно брать его к себе, а просто устроить жизнь бедолаги) — это трудно.
«Где ты все время витаешь?» — сердится мама. Где? В облаках, конечно, подальше от этого бестолкового, а осенью грязного и темного города. Я все думаю, как осуществить одну мою мечту: когда весной возвращаются перелетные птицы, особенно гуси, на которых подло охотятся, то по всему пути их перелета — встать, взявшись за руки, с теми людьми, кого волнует судьба пока еще «живой» природы, и таким образом оградить и защитить птиц, летящих домой. Эй, присоединяйтесь ко мне!
Повесть печатается в сокращении.
| Ольга Зайцева |
 |
Художник Ольга Зайцева | Страничка автора | |
Страничка художника |
