Июль 2008 года

К 130-летию со дня рождения польского писателя и педагога Януша Корчака (1878-1942)

«Сколько же людей в истории человечества отдали жизнь за идею?» Вопрос был риторический, как раз в духе папы. Но я тут же подключилась: «Много!» «Например?» — спросил папа, откладывая книгу. «Жанна Д'Арк!», — радостно выпалила я. «И все?» — в голосе папы чувствовался скепсис. «Ну, еще Бруно и Че», — вяло продолжила я. Папа покачал головой и вновь уткнулся в книгу.

Я не спала всю ночь, перебирая в уме героев прошлых времен и стараясь отыскать самый яркий и убедительный пример. А утром уже стучалась в папину комнату. «Что случилось?» — спросил заспанный папа. «Януш Корчак!» — с гордостью сообщила я. «Да, — вздохнул папа. — Но у него не было выбора». «Вот и неправда! — закипятилась я. — Ему друзья много раз предлагали бежать из гетто, даже фашистский офицер в Умшлагплаце сказал: "Мы знаем Ваши сказки, пан доктор, вы можете остаться". А он не бросил детей и погиб вместе с ними в газовой камере!» «Видишь ли, малыш, — папа стал грустный-грустный. — Есть такие предложения, в которых изначально нет выбора. Он не мог поступить иначе. Просто как честный человек. Нельзя предавать тех, кто тебе верит. На его месте так поступил бы каждый». «Даже наша классная?» — не поверила я. «Даже ваша классная», — сказал папа и пошел на кухню пить чай.

А вечером папа принес мне стопку книг. Сказку Януша Корчака «Король Матиуш Первый», его книгу «Как любить ребенка» и томик стихов Александра Кушнера, заложенный закладкой. Я открыла его:

А что толкнуло его сознательно выбрать мученическую смерть? Наверное, свет, исходящий из сердца. Когда-то, еще мальчиком, Корчак записал в своем дневнике: «Мой прадед был стекольщиком. Я рад: стекло дает свет и тепло». А позднее прибавил такую фразу: «Я существую, чтобы действовать и любить!» Она стала девизом всей его жизни. В русско-японскую войну доктор Корчак спасал раненых во фронтовых лазаретах, потом работал в детском хосписе. Он всегда был рядом с умирающим ребенком, чтобы тот, открыв глаза в последний раз, не почувствовал себя одиноким. В свободное время доктор обходил самые бедные кварталы Варшавы, чтобы помочь голодным детям. А как-то в Новый год он переоделся святым Николаем и стал разносить подарки. Первым делом он пришел к самому слабому и страшненькому мальчишке, над которым издевалась вся округа. «Ты святой Николай?» — спросил малыш. «Да», — ответил Корчак. «Тогда возьми меня с собой на небо!» — попросил мальчик. «Тебе здесь так плохо?» — спросил доктор. Он умел жалеть и спасать. Нищих ребятишек он вывозил в летние лагеря, чтобы они увидели траву и синее небо. Он вообще считал, что небо — это окно Земли, через которое льется свет. А света было мало. Во время войны Дом сирот, который создал доктор Корчак для детей, попал в гетто, откуда был лишь один путь — в Треблинку, концентрационный лагерь, из которого можно было выйти только дымом из труб крематория. Двести обреченных детей и старый доктор, который до последнего оставался с ними, вселяя уверенность.

В своем дневнике незадолго до гибели он написал: «Не знаю, что я сказал бы детям на прощание. Хотелось бы только одно: они сами вольны выбирать свой путь». У детей из Дома сирот выбора не было. Что сказал им старый доктор, перед тем, как они вышли из школы и четким строем, под зеленым знаменем Короля Матиуша Первого, двинулись к вагонам, ждущим отправления в Треблинку? Они шли молча, и в этом шествии был протест против смерти, против тьмы. С ними был свет, в том числе и свет их старого доктора. «Если бы можно было остановить солнце, то это надо было бы сделать именно сейчас», — это одни из последних строк дневника Януша Корчака.

А вечером ко мне заглянул папа и спросил: «А за какую идею погиб Корчак?» «За любовь», — ответила я, ни секунды не сомневаясь.

Устина Жуланова, 15 лет, Санкт-Петербург