Архив журнала для детей Костер

Октябрь 2007 года

Журнал Костер. Октябрь 2007 года

СОДЕРЖАНИЕ номера журнала «Костер»




СИНЯЯ ВОРОНА

Я никому не хотела показывать свои стихи — все получилось само собой, случайно. В областной газете написали про литературный конкурс сочинений для старшеклассников, и Валентина Игнатьевна на уроке литературы предложила нам несколько тем на выбор. Про «успех» мне писать не захотелось, и про всякие там «жизненные идеалы». А вот последняя тема, хотя и простенькая, мне понравилась — «Самый счастливый день». Есть что-то мистическое в словах, когда их не говоришь, а записываешь на бумаге. На бумаге или в книге слова кажутся более значительными, иногда я даже чувствую, чем они пахнут. Слово «счастье», например, желтого цвета и пахнет апельсином… Есть еще Синяя Птица Счастья: ее ловишь — а она не дается в руки, а если даже и поймаешь ее, то только на секунду.

А у меня были эти секунды? Наверное… Я действительно была очень, очень, ОЧЕНЬ счастлива, когда мы танцевали осенний вальс… Но потом Ася все перечеркнула одним махом, и вместо Синей птицы у меня в руках оказалась Синяя ворона…

Синяя ворона улетает на восток.
Синяя ворона,
Ты куда?
Синяя ворона,
Посиди со мной чуток —
Синяя ворона…
Синяя ворона…

Я беру ручку и быстро, почти без исправлений, записываю то, что вспомнилось в связи с апельсинами, которые мне в детстве разрешали есть только по праздникам, потому что у нас тогда совсем не было денег; и про Синюю птицу, которая иногда бывает похожа на Синюю ворону, и про то, что Счастье — не синего, а желтого цвета. А еще я написала про один день в моем детстве, который тянулся и тянулся, и никак не кончался. «Ну, когда же наступит «завтра»?» — спрашивала я и твердила, что лучше бы этого дня вообще не было, потому что он — лишний… Я только не написала в сочинении о том, что это был последний счастливый день в моей жизни, потому что когда наступило завтра — не стало мамы…

А когда прозвенел звонок, я вдруг поняла, что все, что я написала тут — полная чушь! Никто такие сочинения не пишет, а счастье — это вообще что-то непонятное: кто его вообще видел, это самое счастье? Даже Пушкин писал, что «на свете счастья нет, а есть покой и воля…» Вот пусть и оставят меня все в покое!

Я уже хотела скомкать свое сочинение и засунуть его в сумку, но подошла Валентина Игнатьевна — и пришлось отдать листок. Ну и пусть! Все равно наши сочинения тут читать никто не будет: Валентина Игнатьевна сказала, что их сразу отправят в Нижний.

… А через месяц в школу пришло извещение о том, что моему эссе присудили первое место и что оно будет напечатано в областной газете!

Когда бабушка показала мне газету, я не сразу поняла, что «Ольга Широкова» — это я, а не какой-то взрослый журналист.

Неужели это мои слова? Набранные типографским шрифтом, они казались чужими и не имеющими ко мне никакого отношения. Вечером позвонил из Нижнего папа и сказал, что такое событие нужно обязательно отметить! А на перемене ко мне подошли наши классные звезды Оксана Родина и Марина Петрик, для которых я вообще-то пустое место. Не поняла, что им от меня было нужно… Они даже не читали моего сочинения — просто слышали, что обо мне написали в «Нижегородских ведомостях». Ася объяснила, что Родина и Петрик привыкли быть во всем лучшими, вот им и удивительно, как это выбрали меня, а не их. А вот Ася рада за меня, потому что Ася — моя самая лучшая подруга.

КАК ХОЧЕТСЯ БЫТЬ НЕ ТАКОЙ…

— Ну, пока, — машет мне Ася и ныряет в свой подъезд, а я иду через двор мимо гаражей к соседней пятиэтажке. Обычно бабушка первая возвращается с работы и забирает почту. Но сегодня в институте — заседание кафедры, и бабушка придет домой часов в шесть.

Я открыла маленьким ключом наш ящик. Ага, что-то есть… Наверное, письмо от папы?

Письмо было не от папы, хотя адресовано мне. Большой такой конверт, с редакционным штампом вместо обратного адреса.

«Ой, а вдруг еще что-то опубликовали?» — подумала я и быстро разорвала бумагу. Внутри — еще один запечатанный конверт и письмо из газеты:

Уважаемая Оля!

Пересылаю Вам письмо, которое пришло в редакцию на Ваше имя.

С пожеланием дальнейших творческих успехов,
Зав. Отделом писем,
Игорь Пашков

…Во втором конверте оказалось письмо от совершенно незнакомого мне человека:

Здравствуйте, Оля.
Недавно я прочитал в «Нижегородских ведомостях» Ваши стихи. Скажу сразу: мне они очень понравились. «Синяя ворона» — интересно и неожиданно. Привычнее отождествлять счастье с романтическим образом Синей птицы, а тут — такая «домашняя», совсем не идеальная, ворона… О «лишнем» дне, который оказался самым счастливым… Да, мы все живем второпях, ловим синих птиц и не замечаем, что счастье — вот оно, рядом: «Я бегу, бегу за Счастьем, убегая от него…»
Оля, у Вас — парадоксальные стихи, немного наивные, но искренние и неожиданные. Сколько Вам лет? Я знаю из статьи в газете, что Вы еще учитесь в школе. В каком классе — в десятом? В одиннадцатом? Хотелось бы узнать о Вас чуть больше.
Немного о себе. Зовут меня Борис, фамилия — Левицкий. Учусь на первом курсе в меде, в Нижнем Новгороде. Стихи не пишу, но поэзию понимаю и люблю. Среди моих друзей есть ребята, пишущие песни. Оля, как Вы отнесетесь к тому, если я покажу им Ваши стихи?
Борис Левицкий

 

Ой, неужели это — мне и обо мне? Как странно!.. Он такой совсем взрослый, этот Борис. И обращается ко мне на «Вы», и слова у него какие-то непривычные, взрослые и серьезные. Правда, когда я писала про лишний день, я думала совсем о другом…

Девочка у зеркала

— Бабушка, когда говорят, что стихи — парадоксальные, это хорошо или не очень? — спросила я за ужином.

— Это хорошо. Это значит, что поэт смотрит на мир иначе, под таким углом, что иногда это противоречит здравому смыслу.

Гм-м… Получается, что в том, что я пишу — нет смысла?..

Я не рассказала бабушке о письме, но весь вечер и следующий день думала о нем. На физике так задумалась, что не услышала, как Наталья Сергеевна меня вызывает отвечать.

— Широкова, — в третий раз повторила Наталья Сергеевна. — Я к тебе обращаюсь!

А на русском мы писали диктант, и я вместо «два арбуза» написала «два каруза». Обычная описка, но Ася засмеялась, я — тоже, и мы хихикали, как маленькие, и никак не могли остановиться. Наша классная потребовала мой дневник и записала сердитым почерком: «Смеялась на уроке русского языка!»

Вечером бабушка случайно увидела эту запись, но не рассердилась, а даже наоборот…

— Лучше смеяться, чем плакать, — только и сказала она и ушла на кухню готовить ужин.

Я знаю, почему она так сказала.

Бабушка очень старается делать вид, как будто в жизни у нас все очень-очень хорошо, но однажды я услышала, как она сказала тете Ане, что живет только для Оли и что никогда не сможет пережить того, что случилось с Иришкой. Иришка — это моя мама.

Девочки

Я села за уроки, а сама все думала о письме и о том, что мне написать этому Борису. Начну так: «Здравствуйте, Борис…» Дальше у меня почему-то никак не писалось, и я несколько раз перечеркивала все и начинала сначала.

В окончательном варианте у меня получилось совсем коротенькое письмо — в полстранички: я написала, что учусь в десятом классе (а на самом деле — в девятом) и что стихи попали в газету случайно, хотя пишу я их давно. Еще я написала Борису о том, что тоже люблю стихи, только не новых поэтов, а те, которые читали мне родители, когда я была совсем маленькой. Я их и сейчас помню наизусть. Когда мне было семь лет, мы с мамой разучивали и повторяли хором:

Королева Британии тяжко больна —
Дни и ночи ее сочтены…

А еще — папино любимое — про паруса и Гомера:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины…

Я до самого восьмого класса была уверена, что это стихотворение — про море и путешествия, и только совсем недавно папа объяснил, что оно — о любви.

Мне очень хотелось рассказать про письмо Асе, и я даже почти намекнула, что у меня есть что-то, о чем я пока не могу рассказать.

— Ну и не рассказывай, — сказала Ася и больше ни о чем меня не спросила. Мне даже обидно стало: обычно это у Аси были от меня секреты, а вот теперь наконец-то и у меня появилась своя тайна, а Асе на нее наплевать.

В субботу с утра шел дождь, с крыш капало, а под ногами хлюпало месиво из мокрого снега и грязи. В такое утро хорошо валяться в постели, слушать музыку или перечитывать старые книги.

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит…

Пастернака мы в школе не проходим, и я уверена, что половина класса вообще не слышала его имени. Однажды на английском мы переводили рассказ про Шекспира, и Толя Родионов стал искать в словаре слово «Шекспир». Естественно, в словаре этого слова не было, и тогда Родионов решил перевести его по частям: «Shake» — трясти, и «spear» — копье. И у него получилось: «Потрясая копьем, родился в небогатой семье великий во всем мире драматург». Людмила Михайловна, когда это услышала, отвернулась к окну, закрыла лицо носовым платком и долго к нам не оборачивалась — все не могла прийти в себя от шока.

В субботу уроки всегда тянутся очень долго, особенно когда по расписанию лабораторные. А тут еще туман, и серое тяжелое небо, в которое упираются верхушки деревьев… Я знаю, почему у меня сегодня плохое настроение. Вчера позвонил папа и сказал радостным голосом, что у тети Наташи родился сын Антошка и что этот Антошка похож на меня — а значит — на папу…

— Ты слышишь, Лёка? У тебя теперь есть братишка! — кричал папа в трубку и улыбался. То есть я, конечно, не могла увидеть, улыбался он или нет, но по голосу это заметно.

И вот теперь я думаю, что у Антошки есть мама и папа, которые его будут любить и уже любят и говорят, что Антошка — самый лучший в мире ребенок. А я?! У меня и так нет мамы, и был только один папа, а теперь у папы есть свой сын, а я для него — так, почти никто…

К окну в лаборатории прилипла серая муть. До звонка осталось всего пять минут, и из окна видно, как спешат под зонтами учителя к четвертому уроку. На крыльце под навесом сидит, нахохлившись, ничейная собака с обвислыми грустными ушами…

Ветер тучу приволок,
Дождь пошел,
И клен промок,
Лужи под ногами…
У ворот сидит щенок
С грустными ушами…

Я вырвала листок из тетрадки по физике и записала строчки, которые только что пришли мне в голову.

— Все закончили? — спросила физичка и закрыла журнал. — Сдавайте работы.

Мы идем с Асей и молчим. То есть я молчу, а Ася, как всегда, разговаривает с мобильником, только теперь вместо Вадика она называет его Андреем. Мне неприятно идти рядом и слушать, что она говорит, потому что получается, как будто я для нее — забор или фонарный столб, неодушевленный предмет, который можно игнорировать…

Под одним зонтом

А у меня появилась проблема… Борис попросил прислать фотографию, потому что, как он сказал, ему «хотелось бы визуально представить человека, с которым ему так интересно общаться».

У меня много старых фотографий, да и, в конце концов, можно пойти к фотографу. Но я — нефотогенична и теряюсь, когда на меня смотрят через камеру. Даже на любительских карточках я получаюсь не лучшим образом… И еще я написала Борису в первом письме, что учусь в десятом, и он думает, что мне — почти шестнадцать, а мне еще только четырнадцать.

Дома я встала перед зеркалом, приподняла руками волосы и попробовала заколоть их так, чтобы получился хвостик. Все равно как шестиклассница, только бантик осталось привязать! Ну почему, почему я такая обычная и неинтересная? Я еще раз посмотрела на себя в зеркало, скорчила рожу и достала альбом с недавними фотографиями. Вот мы с Асей около школы первого сентября, а тут Ася одна около старой березы у нас во дворе…

Я перевернула Асину фотографию и быстро написала на обратной стороне: «Борису Левицкому от Оли». Потом подумала, что бы еще написать — и поставила сегодняшнюю дату.

Как хочется быть не такой - Другой,
Ни на кого не похожей.
Особой. И не сливаться с толпой
Обычных,
как все,
прохожих.
Как хочется…
не такой!..
Не каплей похожих капель из крана.
И даже немного странно,
Что каждый в толпе
Тоже
Наверное, думает, что он —
непохожий…

УЖАСНЫЙ ДЕНЬ

Сегодня был просто ужасный день. Домой я шла одна, без Аси, потому что у ворот школы Асю поджидал парень в джинсовой куртке с меховым воротником — наверное, это и есть Андрей. А дома меня встретил папа! Обычно он приезжает в субботу, а сегодня — только среда, но папа сказал, что у него на работе отгул, вот он и решил махнуть к нам. За обедом папа рассказывал про Антошку — какой он забавный и умный, сколько он весит, и какой у него рост в сантиметрах — как будто мне интересно! Папа привез целую кипу Антошкиных фотографий. Я посмотрела, чтобы не обидеть папу: ну, ребенок и ребенок — ничего особенного! А когда папа сказал, как всегда: «Ну, что, Лёка? Пойдем по нашим местам?», мне почему-то не захотелось, и я придумала, что у меня болит голова.

Бабушка тут же достала градусник, но я сказала, что мне нужно просто полежать, и ушла в свою комнату. Там я залезла на подоконник, задернула шторы и стала думать о том, что, кроме бабушки, у меня теперь никого не осталось на свете.

Растворяется сахар в стакане с водой,
Растворяется радость в квартире пустой,
Растворяются близкие люди —
В автобусах,
В телевизорах,
В конторах за проходной,
Просто в сумерках города,
В снеге,
Дожде…
Близких людей так мало —
И те
Растворяются…

— Кажется, кто-то на нас обиделся… — папа раздвигает шторы и берет мою тетрадку. — Можно?

Папа читает про себя стихотворение, а я смотрю в окно. Ну и пусть! Пусть все как хотят!.. И пусть папа уезжает к своему Антошке, раз так!..

— Ну, вот что! — говорит папа и хватает меня в охапку, как маленькую. — Давно пора тебе переезжать в Нижний! Тетя Наташа тебя очень любит, и тебе она нравится.

И вот тут случилось самое ужасное! Я не знаю, что на меня нашло… Я совсем так и не думала, и я сразу же пожалела о своих словах, но было уже поздно. Я сощурила глаза и очень тихо сказала: «Вам с тетей Наташей нужна бесплатная няня для Антошки?» Вечером я сидела в своей комнате, плотно закрыв дверь, и делала вид, что учу уроки. Бабушка несколько раз заглядывала ко мне и говорила, что ужин готов, но я только мотала головой. Папа ко мне не заглянул ни разу, хотя он и не уехал в свой Нижний. Всем было очень плохо, но у меня что-то в голове как заело, и я упрямо твердила про себя одно и то же: «Ну и пусть, раз они так…» Наконец, часов в девять вечера, папа вошел ко мне в комнату, обнял за плечи и внимательно посмотрел в глаза.

— Ты же знаешь, что это не так? — спросил он, и я кивнула и отвернулась к окну. И тогда папа сказал: — Это из-за Антошки? Ты, наверное, думаешь, что я теперь буду меньше тебя любить, так?

Я ничего не сказала, но в носу у меня защипало, как у маленькой.

— Так вот, — сказал папа. — Ты — моя самая любимая дочка, и так будет всегда, поняла? И — давай-ка, дружок, ужинать. Бабушка вот такие блины испекла!

РАДОСТЬ В КАРМАНЕ

Весь месяц я прожила в состоянии радостного ожидания. Борис писал почти каждый день, а из меня просто сыпались стихи! Иногда мне казалось, что еще немного — и полетят искры во все стороны!

Мы с бабушкой купили короткий светло-зеленый плащ, который нужно носить с джинсами. Ася сказала, что я в нем похожа на японку, и я решила, что это — комплимент. И еще случилось одно неважное событие, даже не событие, а так… Я шла в этом плаще по улице, и два незнакомых парня обернулись и посмотрели мне вслед, хотя я шла одна, без Аси.

Над Арзамасом весь месяц висело огромное синее небо, но раньше я не видела, какое оно огромное. И еще я заметила, что у деревьев в парке — синие тени…

В тот четверг я сразу заметила в ящике письмо от Бориса. Письмо оказалось необычно коротким, всего несколько строчек. Здравствуй, Оля.

Пишу в перерыве между лекциями, потому что хочу, чтобы письмо быстрее дошло до тебя. Короче, в эту субботу я буду в Арзамасе и очень хочу с тобой встретиться. Оля, ты — очень интересный человек и потрясающе красивая девушка! Я думаю о тебе все время. Жду тебя в субботу в три часа около фонтана напротив Технического института.

Борис Л.

Ой!.. А что же теперь будет?.. Впервые в этом письме Борис обращается ко мне на «ты» и впервые написал вот такие слова, от которых у меня мурашки по спине побежали. «Потрясающе красивая… Думаю все время…» Но ведь… Но ведь это он не обо мне думает, а об Асе!..

В груди у меня что-то екнуло, и я минут пять сидела, уставившись на листок с письмом. Ну, вот и все… Он меня увидит — и… Нет, он меня ни за что не увидит! Напишу, что… сломала руку или лучше ногу… Вообще умерла! Нет, умерла — не получится, потому что как же я напишу об этом? Может, просто не прийти?.. А ПОТОМ придумать что-нибудь… Что папа приехал и увез в Нижний…

Всю пятницу я не знала, что мне делать — молча паниковала. А вечером у меня созрел план…

— Ты что, с ума сошла? Ты это серьезно? — Ася смотрит на меня как на ненормальную и крутит пальцем у виска. — Да ты соображаешь, что только запутаешь все еще больше?

Мы сидим с Асей в моей комнате, и Ася в третий раз перечитывает письмо. Кажется, она всерьез расстроена.

— Ну скажи, зачем ты это сделала? На что ты, собственно, рассчитывала? — повторяет Ася, пожимая плечами. -Глупенькая, ты же сама симпатичная, а в последнее время в классе только и слышно: «Широкова да Широкова!..»

Я молчу, потому что понимаю, что то, о чем я прошу Асю, — действительно глупо. Ну, встретится она с Борисом один раз вместо меня… А что потом?! Борис сразу же влюбится в Асю по уши и будет писать МНЕ о том, как он меня, то есть АСЮ, любит!..

Ася морщит лоб.

— Знаешь… — говорит она неуверенно. — Просто нужно все честно рассказать.

Я мотаю головой:

— И ЧТО Я ЕМУ СКАЖУ?!

— Ну, хочешь… Хочешь, я сама попробую ему все объяснить? — предлагает Ася. — Ну, скажу, что — так получилось.

Ася привыкла, что ей всегда все прощается за то, что она красивая — стоит только смущенно улыбнуться, сделать удивленное лицо и развести руками. Вот и сейчас ей кажется, что она на самом деле сумеет объяснить Борису, что ничего, собственно, не произошло…

В субботу в три часа я закрыла дверь в свою комнату, залезла с головой под одеяло и зажмурилась. Вот сейчас Ася подходит к фонтану… Борис видит ее издалека и замирает от удивления, потому что настоящая Ася еще красивее, чем на карточке… Три минуты четвертого… Ася говорит Борису, что она — не Оля… Пять минут четвертого… Борис ничего не может понять. Ася объясняет ему, что «так само получилось, и никто не виноват». Десять минут… Я не знаю, что дальше.

Ну и пусть… Сорок минут… Звонит телефон. Я смотрю на него с ужасом, потом медленно-медленно протягиваю руку и говорю: «Да?»

— Ну, в общем… — голос у Аси растерянный. — Одним словом, я сейчас к тебе приду.

Ася садится на краешек дивана и почему-то смотрит в сторону.

— Понимаешь… Он так обрадовался!.. Он, оказывается, специально приехал на один час, чтобы с тобой встретиться…

— Ты хочешь сказать — с тобой? — поправила я, уже догадываясь, что произошло.

— Нет, с тобой, — покачала головой Ася. — Если хочешь знать, мне было очень неловко. Я даже не помню его фамилии!..

— Левицкий. Зовут Борис.

— Оль, ну, так вышло… Я как-то сразу не призналась, что я — Ася, а не Оля, а потом за ним друг подъехал на машине — и я не успела… Глупо все получилось!

Мы помолчали.

— Ты знаешь, он действительно отличный парень, — грустно сказала Ася. — И он тебя простит, и все будет хорошо… Давай напишем ему письмо и все объясним!

Прошла неделя, потом — еще одна… Я подсчитала, что если письмо идет до Нижнего два, ну — три дня, и если один день прибавить на всякие задержки, то я могу получить ответ в любой момент…

С Асей мы как-то отдалились, и из школы я часто возвращаюсь теперь одна. Так даже лучше — не нужно отвечать на вопросы или делать вид, что все нормально.

А небо —
всего лишь слово,
условное, как горизонт.
Но с неба закапало снова —
И я раскрываю зонт.
Сливается небо с землею,
теряется верх и низ,
И где-то за горизонтом
Бессмысленной
жизни
смысл…

Я совсем не думала о смысле жизни, да и зонта у меня в руках не было. Просто было грустно и очень тихо — не вокруг, а внутри… А когда я пришла домой, на столе у меня лежал тонкий конверт.

Привет. Я думаю, нам нужно все-таки встретиться. В субботу, в 4 часа, буду ждать тебя там же.

Борис Левицкий

…А еще раньше, через два дня после того, как Ася вместо меня встретилась у фонтана с Борисом, было еще одно письмо. Три страницы, исписанные мелким торопливым почерком, и там были такие слова, от которых у меня похолодело в груди! Такие письма получают раз в жизни, если вообще получают… Со страниц на меня летела нетерпеливая счастливая энергия, как солнечные брызги, от волшебных слов кружилась голова… и, может быть, это и есть любовь?

ПОД ОДНИМ ДОЖДЕМ

Я не показала письмо Асе. И еще я твердо решила, что не пойду на встречу. Зачем?! Чтобы Борис сказал мне, какая я врунья?

…В половине четвертого я стояла перед зеркалом в джинсах и новом плаще, в котором похожа на японку. От нашего дома до института — минут десять пешком, но я вышла раньше: мне хотелось посмотреть на Бориса «со стороны», пока я для него — просто прохожая-невидимка. День был серенький, пасмурный — того и гляди, заморосит по-осеннему… У фонтана напротив института толпился народ: наверное, только что закончились лекции. Я напрягла зрение (очки лежали в кармане), пытаясь рассмотреть, кто из них Борис. Без пяти три. Бориса не видно. Я обошла площадь, постояла у киоска и вернулась ко входу в институт. Три часа три минуты… Может, он вообще не приехал? Я подошла к фонтану.

«Вы — Оля?» Мы стоим и смотрим друг на друга. Я — растерянно, Борис… не знаю, как: внимательно? изучающе? У фонтана шумит веселая студенческая жизнь, а мне кажется, что вокруг нас — стеклянная стена. Борис отворачивается, достает сигареты и закуривает — и сразу еще больше отдаляется и превращается во взрослого незнакомого человека…

— У меня к тебе один вопрос, — спокойно говорит Борис. — Стихи — тоже чужие?

— Стихи мои.

Я чувствую, как из меня уходит что-то, как воздух из прохудившегося воздушного шарика. Очень хочется плакать…

— Ну, ладно, — говорит Борис и смотрит на часы. — Спасибо, что пришла. У меня в пять пятнадцать автобус. Я тебя провожу — и на станцию.

— Не надо… Тут близко…

Борис смотрит на меня сверху вниз и улыбается снисходительно, как ребенку.

— Да ладно, не переживай, — говорит он и раскрывает зонт. — Пошли, а то промокнешь.

Мы идем через парк, и дождь стукается в черную мокрую крышу зонта и мелкими гвоздиками впивается в лужи. Борис молчит, и я ускоряю шаг…

Под одним зонтом,
Под одним плащом
Мы идем с тобой,
Мы идем вдвоем.

Ты идешь — один,
Я иду — одна.
Под одним зонтом
Между нами стена!

Только дождь стучит
В мокрый шелк зонта.
Под одним зонтом
Тишина! Тишина!..

Что за странный век,
Одинокий век…
Я вдвоем одна!
Между нами — стена
Под одним зонтом,
Под одним плащом,
Под одним дождем…

— Ну, пока, — говорит Борис.

Дверь в подъезд захлопнулась. Я постояла внизу, потом поднялась на три пролета и села на грязный подоконник. Дождь полил еще сильнее. Я подождала, пока большой черный зонт скроется за поворотом, и спустилась вниз. Было так больно, что уже ни о чем не заботишься, а только о том, как остановить эту боль.

На проспекте и в парке зажглись фонари. Город только начинал свою вечерне-ночную программу.

«Девочка, у тебя что-то случилось?» Сквозь туман очков, забрызганных мелкими капельками дождя, я вижу человека в коричневом плаще. «Девочка, тебе нужно идти домой. Нельзя с таким лицом гулять одной по городу».

И тут меня как прорвало!.. Из глаз полились слезы, и сразу стало чуть-чуть легче. Мы куда-то идем, и я рассказываю про Бориса, фотографию и Асю.

Я не запомнила лица моего спутника: он так и остался для меня навсегда Человеком в Коричневом Плаще. И еще я запомнила голос — спокойный и внимательный. И этот голос не пытался мне доказать, что «все пройдет и у меня будет в жизни много еще таких Борисов» — потому что он знал, этот мудрый человек, что в тот момент Борис был — единственным и… единственным! Вместо всего этого Человек в Коричневом Плаще сказал, что если я подожду до завтра и не наделаю глупостей, то, может быть, именно завтра Борис позвонит.

У подъезда нас встретила перепуганная бабушка, которая уже звонила в милицию, Асе и папе в Нижний.

— Вот, сдаю Вам с рук на руки, — смущенно улыбнулся Человек в Коричневом Плаще и растворился в дожде — совсем как в том моем стихотворении, из-за которого так расстроился папа…

Тот мудрый Человек в Коричневом Плаще ошибся: на следующее утро никто мне не позвонил. Борис пропал. Пропал навсегда. Видимо, здорово на нас обиделся… А мне очень хотелось с ним встретиться — просто так, случайно, на улице. Я один раз даже специально поехала в Канавино и постояла у магазина напротив его дома. Это далеко, по мосту через Волгу на маршрутке. Мне тогда было очень плохо!.. Но сейчас, когда я думаю об этом очень странном и грустном периоде в жизни, я ни о чем не жалею, и мне почему-то кажется, что это был ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВЫЙ ГОД.

Журнальный вариант




Елена Липатова
Художник Ольга Граблевская
Страничка автора Страничка художника



Д.С.Лихачев. Воспоминания
Д.С.Лихачев. Слово о полку Игореве
Д.С.Лихачев. Письма о добром
2007 год — Год русского языка
Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев

ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

Не убий и не начинай войны. Не помысли народ свой врагом других народов. Не укради и не присваивай труда брата своего. Ищи в науке только истину и не пользуйся ею во зло ради корысти. Уважай мысли и чувства братьев своих. Чти родителей и прародителей своих и все сотворенное ими сохраняй и почитай. Чти природу как матерь свою и помощницу. Пусть труд и мысли твои будут трудом и мыслями свободного творца, а не раба. Пусть живет все живое, мыслится мыслимое. Пусть свободным будет все, ибо все рождается свободным.

(Лихачев Д. С. «Раздумья»)

Такие заветы оставил вам, ребята, выдающийся ученый-гуманист Дмитрий Сергеевич Лихачев. Это имя вы все хорошо знаете. Осенью во всех школах нашей страны прошли уроки, посвященные Году русского языка, и уроки памяти Д. С. Лихачева. В Петербурге и Ленинградской области на этих уроках школьники познакомились с замечательными книгами Д. С. Лихачева в рамках общегородской программы «Толерантность». Эти уникальные издания подарил ребятам и педагогам петербургский Фонд «Мир книжной культуры».

Благотворительный фонд «Мир книжной культуры», созданный в память Д. С. Лихачева, в Год русского языка провел при поддержке Акционерного коммерческого Сберегательного банка Российской Федерации масштабную акцию «Книги Д. С. Лихачева школьным библиотекам» по всей России. Теперь каждый из вас, ребята, сможет взять в библиотеке своей школы и прочесть «Письма о добром» Д. С. Лихачева, а школьники Санкт-Петербурга и Ленинградской области — еще и книги «Великое наследие. Заметки о русском» (Классические произведения Древней Руси), «Слово о полку Игореве» и даже послушать аудиокнигу— «Д. С.Лихачев читает древнерусский текст "Слова о полку Игореве"».

С сентября по декабрь этого года Фонд и Сбербанк России проводят еще одну замечательную акцию — «Книги в дар библиотекам Петербурга». Все библиотеки муниципальных образований города на Неве получат в подарок от Фонда книги Д. С. Лихачева «Воспоминания», «Раздумья о России», «Письма о добром» и другие произведения выдающегося исследователя русской культуры, нашего великого современника.

Более двадцати лет назад на звездном небосклоне появилась новая звезда — малая планета № 2877 получила имя Дмитрия Сергеевича Лихачева. Пусть ее лучи, сияние этого имени осветит вашу дорогу в мир чтения и культуры, дорогие наши юные друзья! Радостных вам открытий и впечатлений!



Конкурсы
НОВОСТИ САЙТА
О ЖУРНАЛЕ «КОСТЕР»


РУБРИКИ ЖУРНАЛА «КОСТЕР»