— Ну, не хочешь в кино, к соседке бабе Анне сходи. Она старенькая, одинокая. Ей ребята местные помогают. Кто в магазин сбегает, кто воды принесет. А она им сказки рассказывает.

— Зачем мне сказки? — хмыкнул Данька. — Что я, маленький?

— Я вот взрослая, и то бывает заслушаюсь. Очень мне про русалкин камень история нравится.

— А что за история?

— Легенда, — объяснила тетя. — Будто есть на свете такой камень. Если его в кулаке сожмешь, окажешься там, где представишь. Сам он зеленый с искорками, как русалочья чешуя. Вот и зовут его русалкиным.

— Ерунда! — снисходительно усмехнулся Данька. — Я лучше пойду город посмотрю.

* * *

— Второй день без памяти! — причитал тоненький голос. — Как принесли, так и лежит.

— Ничего, — ответил второй голос, мягкий и успокаивающий. — Скоро очнется, внученька.

Данька приподнял ресницы. Он лежал в комнате с белыми стенами и потолком. Потолок был низким и неровным, над кроватью змеилась широкая трещина.

У печи на лавке сидели двое: девочка с косой и старушка в платке. Девочка казалась Данькиной ровесницей, только выражение лица у нее было серьезным, как у взрослой. Десятилетние девчонки смотрят по-другому.

— Может, ему питья какого дать? — озабоченно спросила она.

— Не спеши, — проворковала старушка.

Девочка прижала к щекам ладошки и тяжело вздохнула.

— Ох, бабушка, когда эта война проклятая закончится?

— Скоро, Анюта! — ответила старушка. — Наш-то город освободили! И остальные освободят. Это тебе не сорок первый год! Вот когда тяжко пришлось!

Данька чуть не поперхнулся. О какой войне они разговаривают? При чем тут сорок первый год?! На дворе-то двадцать первый век давно! Может… Может, бабушка со внучкой сумасшедшие? Хотя… обе сразу, что ли? Так не бывает.

Анюта посмотрела в Данькину сторону.

— Ой! — вскрикнула она. — Очнулся!

— Здрасьте, — прохрипел Данька.

В горле было сухо, язык ворочался с трудом.

Анюта подскочила к кровати.

— Здравствуй, — ответила она и почему-то порозовела. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — успокоил Данька. — А вы меня подобрали? На развалинах?

— Ну да, — кивнула Анюта. — Ты в воронке лежал, будто мертвый.

Данька попытался сосредоточиться. Что с ним произошло? Он помнил, как приехал из Питера в гости к тете, как ушел гулять и заблудился. Забрел на развалины. Увидел на дне заросшей ямы зеленый камушек с искорками. Стоп! Он же достал его и свалился в яму. И вылезти не мог. А потом пожалел, что не остался смотреть фильм про войну. Мол, сидел бы на мягком диване, а не куковал на дне. И даже представил себе это кино. Усталых солдат в гимнастерках, тяжелые танки, крохотные самолеты в черном небе, перечеркнутом белыми лучами прожекторов. А что же потом-то было? Вроде почему-то резко стемнело, и грохот раздался, аж уши заложило. И все исчезло. Анюта судорожно вздохнула, вытерла губы тыльной стороной ладони и рассказала:

— Пока бои шли, мы в погребе прятались. Когда стихло, вылезли, а в городе — наши! Прогнали фашистов поганых! Мы стали раненых искать. И я тебя нашла.

Данька медленно кивнул, будто голова у него была стеклянной и могла разбиться от любого неосторожного движения. Он бы никогда в это не поверил, но ничего другого не оставалось. Данька попал в прошлое! Значит, тот зеленый камень и был русалкиным? И соседкина сказка вовсе не сказка? Только куда камень этот подевался?

— А когда ты меня нашла, у меня в руках ничего не было? — осторожно поинтересовался Данька.

— Да вроде нет, — вздохнула Анюта. — А как тебя зовут?

— Данька.

— А где ты живешь?

— Не помню.

Анюта наморщила лоб:

— Это от контузии.

— Наверное.

— А с кем жил, помнишь?

Данька помотал головой.

— Понятно, — кивнула Анюта. — А мы с бабушкой вдвоем остались. Мама при обстреле погибла, когда фашисты пришли. Она врачом в госпитале работала. Раненых эвакуировала, а сама не успела. А папа и брат воюют где-то.

Данька проглотил комок в горле.

— Знаешь, что? Ты пока оставайся у нас. Ладно? А потом все вспомнишь. Или мы твою семью разыщем.

— А отведи меня туда, где я лежал, — попросил Данька.

Он подумал, что камень можно найти только в одном месте. В той воронке. А если его там нет, то и искать бесполезно. И домой Даньке никогда не вернуться.

Воронку, которую показала ему Анюта, Данька нашел сразу. Он побродил вокруг, поглядел по сторонам, но зеленого камня не нашел, а рассказывать о нем Анюте не стал. Решил, что вернется вечером и облазает все окрестности как следует.

* * *

— С гостем-то поздоровайтесь, — проворчала бабушка, когда ребята вернулись.

За столом сидел солдат и широко улыбался.

— Здравствуйте! — сказала Анюта. — Вы кто?

— Я? — переспросил солдат и улыбнулся еще шире. — Рядовой Иван Коровкин. С вашим братцем Александром в госпитале лежал. Выписался домой на долечивание. А по дороге к вам заскочил, весточку от Александра привез.

— Саня ранен? — тревожно спросила Анюта. — Тяжело?

— Да все в порядке с вашим братцем! — успокоил Иван. — Заштопали в лучшем виде. Скоро в полк вернется. Вы письмо почитайте. Там все прописано.

Бабушка часто закивала, а Иван протянул Анюте сложенный треугольником листок серой бумаги.

— Вот бабушке вашей хотел отдать, так она говорит — неграмотная. Просила вслух почитать. Я ей прочел. А вы-то сами управитесь.

— Конечно, — быстро кивнула Анюта, выхватывая бумажный треугольник.

— Александр-то меня просил первым делом матушку вашу проведать. Рассказал, что она в госпитале работает. Доктором. Госпиталь-то я быстро нашел. А там мне уж рассказали, — Иван помолчал, горестно крякнул и продолжил. — И до вашего дома проводили.

Анюта читала письмо и, судя по всему, не слышала и не видела ничего вокруг.

— Вы домой едете? — спросил Данька, чтобы поддержать разговор.

— Да какое там, домой, — махнул рукой Иван. — Дом мой в Ленинграде. А я к сестре, в деревню.

— В Ленинграде? — подскочил Данька. — А где вы там живете?

Иван гордо расправил плечи.

— В самом центре живу. На углу Невского проспекта и улицы Дзержинского.

Эта фраза Даньке не понравилась. А почему — понять он не мог. Может, в голосе солдата послышались хвастливые нотки? Или Данька вспомнил о родном городе и затосковал, сам себе не смея в этом признаться?

Анюта закончила читать и прижала письмо к груди крепко-крепко. На ресницах у нее блестели слезинки, лицо раскраснелось, но губы растянулись в счастливой улыбке.

— Спасибо вам, Иван! — сказала она. — Спасибо, что к нам заехали, весточку от Сани привезли. А то мы ж и не знали — жив ли?

* * *

— Ты чего? — спросил Данька, когда они вышли из дома во двор. — Радоваться надо, что брат нашелся. А ты нос повесила.

— Так стыдно, — прошептала Анюта.

— Почему? — не понял Данька.

— Иван ехал, отпуск тратил, чтобы письмо Санино передать, а мы даже угостить его по-человечески не можем. Что у нас осталось? Пшено да картошка.

Данька задумался. Да, накормить гостя было бы неплохо. Но что же делать, если еды взять негде? Хотя…

— Слушай, — заявил Данька, — у вас же река рядом!

— Рядом, — согласилась Анюта, уставившись на свои босые ноги. — И что?

— Так в ней, наверное, рыбы полно! У тебя удочка есть?

— Найду, — вскочила Анюта, — папину. Он до войны каждый день на рыбалку ходил! Я пошла, а ты пока червей накопай.

— А где копать-то? — уточнил Данька.

— Как — где? — вскинула брови Анюта. — В навозной куче, конечно.

Данька брезгливо поморщился, но лопату взял и аккуратно начал переворачивать верхние пласты навоза. Пахло от кучи омерзительно, но червей было так много, что Данька наполнил банку за пять минут.

Анюта вышла из сарая поникшая.

— Удочки нет, — пожаловалась она. — Только вот это.

Данька отложил лопату и внимательно осмотрел Анютины находки.

— Все в порядке, — уверенно заявил он. — То, что надо, ты нашла. Леска есть, поплавок есть. И грузило с крючком на месте. Осталось-то только палку срезать и леску к ней привязать. Вот и будет удочка.

— Правда? — обрадовалась Анюта.

— Конечно, — кивнул Данька. — Но нужен нож.

— В комнате в столе ножик лежит, — сказала Анюта. — Ты принеси, а я лопату уберу.

Данька зашел в дом.

Иван раскинулся на кровати и громко храпел.

Данька прокрался к столу и выдвинул ящик.

Складной нож нашелся сразу же. Данька опустил его в карман штанов.

Иван забормотал во сне, кровать скрипнула, и что-то с шелестом упало на пол. Данька обернулся.

Из-под сбившейся подушки торчал угол бумажного пакета. А на полу лежала маленькая черно-белая фотография.

Данька подошел к кровати и подобрал снимок. На нем неестественно широко улыбались двое: курносая девушка в беретике и коротко стриженый парень с родинкой на щеке.

Данька перевернул фотографию. Там аккуратным девичьим почерком было выведено: «Ванечке от Веры. Май, 1941 год».

«Интересно, — подумал Данька. — Кто эти Вера и Ванечка? И почему их фотография лежит в пакете у Ивана?» То, что Ванечка с фотографии и рядовой Коровкин — не один и тот же человек, Данька понял сразу. Конечно, он допускал, что за годы войны лицо может измениться. Но родинка-то со щеки никуда бы не пропала.

«Наверное, Иван должен еще к кому-то заехать, — предположил Данька. — Отдать фотографию».

Он решил убрать снимок обратно. Когда Данька коснулся подушки, Иван вскрикнул. От неожиданности у Даньки дернулись руки, и на пол свалился теперь уже сам пакет.

Данька посмотрел на Ивана. Тот пару раз чмокнул губами и снова зашелся храпом. Данька подобрал пакет, начал засовывать в него фотографию, но снимок уперся во что-то и не лез. Мешала маленькая серая книжечка. Данька вытащил ее и внимательно осмотрел. На обложке темнела пятиконечная звезда с серпом и молотом. Данька перелистал страницы. У него в руках была «Красноармейская книжка» рядового Ивана Коровкина. Разглядывая штампы и записи, Данька понял, что это документ вроде военного билета.

А потом Данька увидел листок с вклеенной фотографией и вмиг покрылся холодным потом. На снимке было запечатлено лицо парня с родинкой, а вовсе не того человека, который сейчас храпел на кровати.

И словно нарочно в этот момент Данька понял, почему его покоробили слова Анютиного гостя о том, что он живет на углу Невского проспекта и улицы Дзержинского.

Данька вспомнил, что улицей Дзержинского в советские времена называлась Гороховая, и нигде эта улица с Невским проспектом не пересекалась!

— Тебя только за смертью посылать, — проворчала Анюта, когда Данька вышел на крыльцо. Данька промычал что-то невразумительное.

Ему было не до Анютиных упреков. Он лихорадочно соображал, как ей рассказать о том, что человек, который спит в их доме, почему-то выдает себя за другого.

— Слушай, — осторожно спросил Данька, — а письмо точно твой брат писал?

Анюта удивленно посмотрела на Даньку.

— Конечно! Что, я его почерк не знаю, что ли? А почему ты об этом спрашиваешь?

Данька неопределенно пожал плечами.

— Так. На всякий случай.

— Ты прямо как бабушка, — фыркнула Анюта. — Бдительный шибко! Откуда что взялось?

Данька обиделся и замолчал. Если бы Анюта знала то, что известно ему, вряд ли бы стала насмехаться. Данька же ей специально ничего не рассказал, чтобы не пугать. По крайней мере, пока.

— Где твой папа рыбу ловил? — поинтересовался Данька, чтобы отвлечься от тревожных мыслей.

— Под мостом! — отозвалась Анюта.

— Где? — изумился Данька.

— А чему ты удивляешься? У нашей реки берега крутые — к воде не подберешься. Есть, правда, отмель, где купаются. Но там у берега воробью по колено. А под мостом удобно. И спуск к воде есть, и глубоко, и даже посидеть можно.

— Посидеть?

— Ну да, — кивнула Анюта. — Только сначала придется немножко поплавать.

— Ничего не понимаю! — тряхнул головой Данька.

— Придем, поймешь, — улыбнулась Анюта. — Мы будем не с берега ловить, а из опоры моста. Она из металлических стержней сделана, а внизу деревянный настил. Там и посидим.

— А далеко плыть придется? — поинтересовался Данька.

— Да нет, метров пять, — успокоила Анюта.

Но Данька почему-то все равно волновался.

— А может, ну ее, эту опору?

— На берегу нас сразу солдаты заметят и выгонят. Мост-то охраняется. Это же стратегически важный объект. Там кому попало отираться не положено. Вот они нас увидят и выгонят. А в опоре мы спрячемся. Главное, туда проскочить незаметно.

— Что-то не нравится мне это все, — проворчал Данька.

— Да брось ты! — наморщила нос Анюта. — Сам же предложил рыбы наловить. А теперь, значит, струсил?

— Вот еще! — возмутился Данька. — Я просто за тебя волнуюсь. Как ты поплывешь? Течение ведь быстрое. И глубина большая.

— Не бойся, — хихикнула Анюта. — Не потону! Я с пяти лет плавать умею.

— А если с моста солдаты засекут? — не сдавался Данька.

— Подумаешь! Даже если и так. Отругают и домой отправят. Не волнуйся, не расстреляют!

— Ну и шутки у тебя! — буркнул Данька.

* * *

Они сидели на деревянном настиле и смеялись. Вокруг сверкала зеленоватая прозрачная вода. Темные рыбьи спины мелькали у поверхности. Одежда сохла, разложенная на досках. А Данька и Анюта не могли успокоиться и хохотали.

Потому что к реке они спускались ползком, до ближайшей опоры плыли, прячась под мостом, чтобы никто их не заметил и не остановил. И только забравшись на горячий от солнца настил, ребята вспомнили, что ветку для удочки так и не срезали. Вспомнили одновременно, переглянулись и расхохотались.

Наконец Анюта замолчала.

— Интересно, — заметила она, — кто это по мосту бегает?

Сверху раздавался такой топот, будто через реку мчалось стадо мустангов.

Данька хотел было удивиться, но не успел.

Он услышал хриплый, полный отчаяния, крик:

— Госпиталь горит! Мурашов, остаешься здесь. Остальные — туда!

Анюта побледнела и бросилась к непросохшей одежде.

— Надо спасать раненых!

Данька кивнул и начал натягивать влажные штаны. Те липли к ногам и никак не хотели надеваться.

— Быстрее! — повторяла Анюта. — Быстрее, пожалуйста!

Она уже влезла в платье.

— Сейчас, — пробормотал Данька, пытаясь застегнуть пуговицу.

От волнения пальцы не слушались, и пуговица не пролезала в петлю.

— Потом застегнешься! — заорала Анюта.

Данька кивнул.

Анюта подошла к краю площадки и полезла через ограждение. Еще чуть-чуть, и она уже поплыла бы к берегу.

Но в этот момент над мостом прогремел выстрел и ребята увидели, как что-то большое и темное валится в воду, а вокруг него по воде расплывается алое пятно.

— Мамочки! — прошептала Анюта.

Ребята скорее догадались, чем разглядели, что в воду упал человек. И теперь его несло течением прямо на опору моста.

Анюта с Данькой высунулись за прутья ограждения и ждали. А когда тело подплыло к ним, ухватили его и, напрягая все силы, втащили на площадку.

— Это же наш солдат! — прошептала Анюта. — Кто его?! Здесь же нет фашистов!

Данька не ответил. Он дотронулся пальцами до шеи солдата и почувствовал, что там бьется жилка.

— Живой! — выдохнул Данька.

— У него нога прострелена! — заметила Анюта. — Надо чем-то перетянуть.

Данька увидел, что левая штанина раненого набухла и почернела от крови.

Недолго думая, он стащил с себя ремень.

— Подойдет?

Анюта взяла ремень и туго-натуго перетянула раненую ногу.

Данька оторвал рукав от рубашки, намочил в реке и приложил ко лбу солдата.

Тот застонал и открыл глаза:

— Ребята, миленькие!

Голос был слабым, а слова прерывистыми и неразборчивыми, словно в бреду.

— Диверсанты… Меня ранили… Теперь мост минируют… Пока все на пожаре… Надо предупредить… Скоро наши колонны пойдут…

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила Анюта.

— Чего тут непонятного? — Данька дернул плечом. — Диверсанты заминировали мост. Ну, или сейчас минируют, пока все госпиталь тушат, а скоро по мосту должна идти какая-то колонна.

— Надо срочно предупредить наших! Ты сиди с раненым, а я — в город.

— Пока ты будешь бегать и объяснять, — возразил Данька, — мост может взорваться.

— А что делать? — растерялась Анюта.

Данька на минуту задумался.

— Раненого придется оставить здесь, — со вздохом сказал он. — Ты поплывешь на берег, с которого мы сюда попали, и встанешь у въезда на мост. Никого не пропускай! Никого! Поняла? А если увидишь военных, объясни, что тут мины.

— А ты? — спросила Анюта еле слышно.

— Я поплыву на другой берег и встану там.

— А если диверсанты еще на мосту?

— Вряд ли, — ответил Данька и вдруг уставился куда-то вдаль. — Вон они! Видишь, на берегу? Убегают!

Анюта разглядела двух мужчин в гимнастерках.

— Но они же в нашей форме! — возмутилась она.

Раненый услышал Анюту и заговорил:

— Они — да. В нашей форме. Я потому и не понял, что враги.

— Ясно? — спросил Данька.

— Но это же, — забормотала Анюта, всматриваясь в удаляющиеся фигуры. — Это же Иван Коровкин! Он же нам письмо привез отСани.

— Он не Иван и не Коровкин, — оборвал ее Данька. — Я документы Коровкина видел. Там фотография другая.

— А как же Саня? — выдохнула Анюта. — Он его убил, да?

— Нет! — заорал Данька. — Он убил не Саню, а настоящего Коровкина. И взял его бумаги! Только фотку свою не успел приклеить.

— Но зачем?

— Затем! — рявкнул Данька. — Чтобы документы были в порядке. И чтобы в госпиталь пустили без вопросов. Письмо-то было для твоей мамы — доктора! А госпиталь он осмотрел, чтобы понять, в каком месте лучше поджигать. И пока все пожар тушат, заминировать мост! Все! Я поплыл.

Даньку сносило течением дальше и дальше, но он не пытался с этим бороться. Он старался плыть наискосок, чтобы противоположный берег хотя бы медленно, но приближался.

«Только бы дотянуть! — повторял Данька про себя, когда очередная волна накрывала его с головой, и покрепче стискивал губы. — Только бы не захлебнуться!» И старался не думать о том, что если бы он сразу рассказал правду Анюте о ее госте, то ничего страшного бы не случилось. А он… Пугать не хотел. Вот дурак-то!

Данька плыл, не суетясь, экономно расходуя силы. Он понимал, что только так сможет добраться до цели.

На дальнем берегу был такой же серебристо-серый песок. И откос уходил вверх так же круто, как и со стороны города. Из последних сил хватаясь за кусты, Данька вскарабкался по нему и вышел на дорогу.

Вдалеке клубилось облако пыли. Оно росло на глазах, и Данька сообразил, что к мосту приближается колонна автомобилей.

Он выбежал на середину дороги, стащил с себя мокрую рубаху и отчаянно замахал ею над головой.

Водитель первой машины заметил Даньку.

Он слегка притормозил и нажал на клаксон. Но Данька не уходил и только сильнее размахивал рубахой.

— Ты что?! — заорал шофер, высунувшись из окна. — Спятил?

— Стойте! Пожалуйста, стойте! — крикнул Данька. — Мост заминирован!

* * *

Вечером Данька вернулся к воронке. Около ямы камня не было. «Надо смотреть на дне!» — решил Данька. На краю воронки он глубоко вздохнул и осторожно шагнул вниз. Сначала подошвы не соскальзывали, утопая в рыхлой земле, и Данька шел в полный рост. Но на середине пути, чтобы не упасть, ему пришлось встать на четвереньки, а потом и вовсе лечь на живот. Данька съезжал по склону, пока ноги не уперлись во что-то твердое. Он посмотрел вниз. На дне лежал зеленый камень и в ярком лунном свете искрился серебристыми блестками.

* * *

Анюта сидела у стола и в третий раз перечитывала коротенькую записку. «Анюта, прощай! Ты можешь не верить, но это правда. Я из будущего. Случайно мне в руки попал особенный камень. Его называют русалкиным, потому что он зеленый с искорками, как русалочья чешуя. Стоит его сжать в кулаке, он перенесет в любое время, о котором подумаешь. Так я попал к вам. А теперь хочу вернуться домой. Спасибо вам за все. Данька».

* * *

Данька очнулся от холода. Перед ним поднималась поросшая кустами наклонная стена. Данька вскочил. Он вспомнил слова Анюты: «Ты настоящий герой! И нечего стесняться! Ты спас мост. И солдат в машинах. И раненого бойца. И здорово, что диверсантов поймали». Данька полез по склону, боясь поверить, цепляясь за эти самые кусты. Когда Данька выбрался, то увидел освещенную фонарями улицу и силуэты многоэтажек.

А потом подумал, что обязательно сходит к бабе Анне. Послушать про русалкин камень.

Повесть печатается со значительными сокращениями. Журнальный вариант.

Следующая страница

Екатерина Каретникова		Художник Ольга Граблевская
Страничка автора		Страничка художника