Сентябрь 2008 года

На уроке литературы я вел отчаянную войну с Андрюхой Тимохиным, который снайперским выстрелом из металлической трубки залепил мне в глаз комком жеваной мокрой промокашки.

Я оторвал краешек промокашки, тщательно его разжевал и поднес к губам металлическую трубку. Но Андрюха, сидевший впереди меня на третьей парте, нагнулся и спрятался за спины ребят. Сколько я ни крутился, выбирая позицию, удобную для стрельбы, но противник ловко прятался, иногда слегка высовываясь и строя рожи. Я принял решение стрелять навесом, но тут литераторша сделала мне первое замечание. Не успела она отвернуться, как я получил одно попадание точно в шею. Я поспешно выстрелил и промахнулся.

Нинель писала на доске тему сочинения. Неожиданно обернулась, сердито посмотрела на меня и постучала мелом по доске. Я сделал вид, что меня вообще нет в классе.

Когда литераторша повернула голову, я получил третий заряд из Тимохиной трубки прямо в ухо.

Нечеловеческим усилием воли я взял себя в руки. Андрюха просто заходился от счастья — три точных выстрела подряд с такого расстояния могли сделать честь любому хулигану. Его сияющая физиономия все чаще стала появляться из-за спин ребят, и в один момент он все-таки подставился. Я хладнокровно и сильно влепил заряд прямо Андрюхе в лоб. Но «пулька» отрикошетила от его головы и не просто отлетела в сторону, а прилипла к стеклу очков обернувшейся учительницы.

Сколько было крику! Нинель, распаляясь, стала выдумывать разные ситуации. Например, что не будь на ней очков, она запросто могла бы остаться без глаза или кто-то другой мог оказаться без глаза и так далее. Продемонстрировав свое хорошо развитое воображение, она заявила:

— А теперь оба вон из класса! И чтобы завтра родители были в школе.

Почему-то каждому учителю хотелось непременно побеседовать с моими родителями. Чтобы удовлетворить их желание, отцу пришлось бы ходить в школу почти каждый день. А это, понятно, было совершенно невозможно. И я, как мог, оберегал отца от лишних волнений. Когда же приглашение в школу каким-то таинственным бесконтрольным для меня путем все же достигало отца и он являлся на беседу, то… туши свет!

Отец молча выслушивал накопившиеся обиды учителей и поражался обилию неизвестных ему правонарушений. Он насквозь пронзал меня гневным взглядом, показывая учителям, что их слова не останутся без внимания и они содрогнутся, узнав, что он со мной сделает за все мои художества!

Два урока литературы были последними. Я не стал перечить учительнице и молча собрал портфель.

— Оставьте портфели на месте! — приказала Нинель. — Мы после уроков пойдем к директору.

Я никогда не грубил учителям и не спорил, когда меня выгоняли за дело. «К директору так к директору», — без всякой обиды подумал я.

Мы с Андрюхой вышли из класса.

— Завтра у отца получка, и мы должны были идти в магазин покупать мне велосипед, — печально сообщил в коридоре Андрюха. — А теперь фигу с маслом получу вместо велосипеда! И все ты, — вдруг обрушился он на меня. — Стрелять толком не умеешь!

— Это у тебя такой лоб дурацкий, что даже промокашка не прилипает, — парировал я.

— И ты теперь не покатаешься на моем велосипеде, — злорадно продолжил Андрюха.

До меня вдруг дошло, что он, конечно, дал бы мне покататься на велосипеде.

— Ладно, — успокоил я Андрюху. — Что-нибудь придумаем.

Мы вышли на улицу и чуть не попали под черный, грязный «МАЗ», промчавшийся мимо школы. Андрюха что-то крикнул ему вслед, обзывая водителя нехорошими словами, и кинул вдогонку камень. И тут меня осенило.

— Давай хохму одну сделаем, я ее уже давно придумал, но все случая не было испробовать.

— Знаю я твои хохмы, — отмахнулся Андрюха. — Еще хуже будет.

Я изложил Андрюхе свой план, и он долго смеялся.

— Ты ни при чем, и только поможешь мне дойти до класса, — наставлял я Андрюху. — И не вздумай засмеяться, когда войдем, сразу все испортишь, понял?

— Пойдем ко мне, дома никого, — предложил Андрюха. Он жил рядом со школой.

В комнате у Андрюхи перестрелка разгорелась с новой силой. Я уже взял реванш по числу попаданий. Вдруг большая керамическая ваза, стоявшая на хлипком трехногом столике, под которым прятался Андрюха, качнулась, замерла на секунду на ребре и плавно, как в замедленной съемке, рухнула на пол, развалившись на несколько крупных кусков.

Андрюха вылез из-под стола бледный, как полотно.

— Все, теперь велосипеда мне не видать. Так и знал, что какая-нибудь гадость обязательно случится. И все эта трубочка, — разозлился он.

Мне стало жалко Андрюху и захотелось как-то его утешить.

— Не расстраивайся, безвыходных положений не бывает.

Андрей с надеждой посмотрел на меня и объявил:

— Если поможешь выкрутиться — целый день… нет, целую неделю будешь на велике кататься сколько захочешь!

Я и так был рад помочь товарищу без всякой награды, хотя, конечно, покататься на велосипеде совсем неплохо.

— Что-нибудь придумаем, — успокоил я Андрюху. — Когда родители с работы приходят?

— В пять.

— Успеем, а сейчас давай бинты.

Захватив все необходимое, мы вернулись в школу. Стрелки настенных часов показывали, что до конца второго урока литературы осталось двадцать минут. Поднялись по лестнице на площадку чердака.

Андрюха забинтовал мою голову. Повязка сползала на глаза, и смотреть вперед можно было, только откинув голову назад. Короткую дощечку от ящика прибинтовали к руке и подвесили ее на перевязи через шею. К ноге прибинтовали кусок доски и надели большую галошу, примотав ее к ботинку, чтобы не спадала.

— Пошли? — Андрюха подал мне палку вместо костыля.

По слухам нам было известно, что в последнем распоряжении РОНО категорически запрещалось выгонять учеников из класса в коридор. В какой-то школе сразу с несколькими ребятами, выгнанными из класса, случилось что-то нехорошее, когда они болтались на стройке. Поэтому Нинель, увидев меня в таком виде, вряд ли захочет тащить нас к директору, да еще вызывать родителей.

За пять минут до окончания урока, заботливо поддерживаемый Андрюхой и нарочито громыхая привязанной к ноге доской, я вошел в класс.

От моего живописного вида Нинель стало плохо. Андрюха давился от смеха, так что пришлось его сильно ущипнуть.

Класс замер. До чего же все-таки наивные у нас ребята, сколько их не разыгрывай, все принимают за чистую монету!

— Что с тобой? — испуганно спросила побледневшая Нинель.

— Высел ис сколы на соссе… — ответил я, шепелявя так, будто у меня выбиты зубы.

— А тут «МАЗ» как выскочит, как даст ему по голове железным крюком, — докончил за меня Андрюха.

— Кто разрешил вам выходить из школы? — рассердилась Нинель, явно собираясь свалить вину на меня.

— А нам никто и не запрещал, — смиренно ответил Андрюха.

Тут раздался звонок, и ребята заторопились сдавать работы.

— Ладно, идите домой, — Нинель с подозрением посмотрела на мои бинты. — Тимохин, проводи его.

На чердачной лестнице Андрюха снял с меня бинты.

— Что теперь с вазой делать будем? — с надеждой спросил Андрюха, когда мы вышли из школы.

— Рыболовная леска есть?

— Найдем! Что, уже придумал?

Мне нравилось бывать у Андрюхи. У него была отдельная комната, где стояла старинная органола. Андрюха учился в музыкальной школе и играл на виолончели, из которой умудрялся извлекать такие душераздирающие звуки, что соседка по квартире просто рыдала, не зная, куда ей деваться из этого сумасшедшего дома.

Родители Андрюхи — молодые инженеры — считали, что их единственный сын должен иметь хорошее образование и знать, по крайней мере, два иностранных языка.

Я сочувствовал Андрюхе, потому что учить иностранный язык — это совсем не то, что играть на виолончели. В школе и немецкий надоел до смерти, а тут еще и английский.

Однажды я случайно был свидетелем того, как тяжело дается второй иностранный язык.

— И запомни на всю жизнь! — кричал Андрюхин отец и лупил сына по голове учебником английского языка. — Это тебе не «аре», а неопределенная форма множественного числа глагола ту би… ту би… ту би!

Даже я запомнил на всю жизнь — ту би! Мать Андрюхи считала, что главное для сына — это математика. Однако, обремененная заботами по дому, она лишь изредка проверяла у сына домашние задания и ругала его за лень.

— Ты взяла бы и позанималась с ним, — обиделся однажды отец за сына. — Я же занимаюсь с ним английским языком, — гордо добавил он. Андрюха в этот момент корпел над очень трудной арифметической задачкой. Мать при помощи алгебраических формул быстро решила задачу.

— Нам так нельзя, — заныл Андрюха. — Мы такого еще не проходили. Мать посмотрела в учебнике, как решаются аналогичные задачки, и попыталась с ходу объяснить Андрюхе, что и как надо делать. Но задачка про ткани разной стоимости оказалась такой же хитрой, как в рассказе Чехова «Репетитор».

Через полчаса мать стала злиться и на себя, и на Андрюху, который покорно сидел и тихонько рисовал чертиков на краешке стола.

— Смотри в тетрадку, — мать наградила сына подзатыльником. — И думай!

Андрюха вздохнул и уставился в тетрадку без всякого энтузиазма.

— Какая-то идиотская задачка! — воскликнула мать через какое-то время.

Андрюха, не сдержавшись, хихикнул.

И тут мать, наконец, поняла, как решается задача.

— Бестолочь! — закричала она. — В учебник нужно внимательно смотреть. Вот же здесь написано… — мать яростно ткнула указательным пальцем в учебник. Раздался хруст, и она завизжала как ужаленная. Палец был сломан. Три недели Андрюхина мать носила гипс.

Войдя в квартиру, мы первым делом развели водой силикатный конторский клей и, обмазав им края черепков, аккуратно сложили вазу.

У меня в этом деле уже был опыт, так как недавно я совершенно нечаянно разбил заварной соседский чайник и склеил его при помощи конторского клея. Получилось так аккуратно и крепко, что чайник почти выдержал заварку кипятком, но тут же очень естественно развалился на части. «От старости лопнул!» — прокомментировал я соседке это печальное событие, случайно оказавшись рядом.

Куски вазы так хорошо подошли друг к другу, что не видно было даже трещин и только с одной стороны не хватило маленького осколка, который так и не удалось отыскать.

— Какая жалость! — расстроился Андрюха. — Если бы не этот кусочек, можно было бы так и оставить. А купят велосипед — можно и пострадать.

— Когда придет отец, — наставлял я Андрюху, — ты должен стоять на голове около стенки! И лицо сделай поглупее, глаза вытаращи, сведи к переносице и хихикай!

Расчет был на то, что у Андрюхиного отца была дурная привычка топать ногой, когда он сердился, а это просто бесило его мать, которая сразу выходила из себя и готова была разорвать его на части.

Хлопнула входная дверь — это с работы пришел Андрюхин отец. Я спрятался в маленькой комнате и, проверяя готовность, слегка натянул леску, прикрепленную к верхней части вазы. Андрюха встал на голову, сделал идиотское лицо и стал так хихикать, что я испугался за его рассудок.

— Андрюша, — позвал отец из коридора, услышав, что в комнате кто-то есть.

Он открыл дверь и, увидев сына, так топнул ногой, что в серванте подпрыгнула вся хрустальная посуда, а я от неожиданности вздрогнул. Когда я дернул за леску, то мне показалось, что ваза уже падала сама. Осколков было — не сосчитать!

— Ты что? — очень натурально испугался Андрюха. — Мама ругаться будет, что мы ей скажем?

Отец сразу понял, что ему несдобровать, впереди светил грандиозный скандал.

— Андрей! — строгим голосом произнес отец.— Скажешь маме правду: ваза упала сама, и учти… я в это время был еще на работе!

«Как быстро соображает, — подумал я про Андрюхиного отца. — Вот что значит высшее образование!»

— Да…а… а… а! Обманывать взрослых нехорошо, — заныл Андрей.

— Завтра жди меня у проходной, и сразу пойдем в магазин за велосипедом. Забыл купить папиросы, — спохватился отец и смылся из дома.

— Теперь он только вечером появится, а мне расплачивайся, — обиженно заныл Андрюха, — что мы скажем матери?

— Почему «мы»? Я что тебе — родной брат? Договаривались сделать так, чтобы отец купил велосипед, что тебе еще надо?

— Да… — заныл Андрюха, — тебе хорошо, ты будешь целую неделю кататься на велике, а мне знаешь как попадет!

— «Обманывать взрослых нехорошо…» — передразнил я Андрюху.

— Ну, будь человеком… — заныл Андрей.

— Ладно, скажешь, что сегодня в школе всем делали прививки от бешенства. А у тебя, когда пришел домой, вдруг закружилась голова, упал, очнулся, а ваза разбита. И плачь так горько и безутешно, как будто никогда не увидишь велосипеда. Ну, я пошел.

Андрюха так втянулся в игру с головокружением, что это стало его хроническим заболеванием. Он стал падать на уроках всякий раз, когда не приготовил домашнее задание или не хотел идти к доске. Его даже возили в институт на обследование, но ничего такого не обнаружили.

В понедельник на уроке литературы Нинель с подозрением меня осмотрела и спросила:

— Ты что, уже поправился?

— Да, на мне все быстро, как на собаке, заживает, и даже шрамов не остается.

Целую неделю я катался на Андрюхином велосипеде.

Анатолий Беляев		Художник Ольга Граблевская
Страничка автора		Страничка художника