Октябрь 2011 года
…
Сумка почтальона
«Жисть моя — жестянка…»
Когда я пошел в школу, мне было не до учебы. Время послевоенное, в лесах полно оружия, и нам, мальчишкам, было чем заняться. Мы пропадали в окопах, блиндажах, постреливая изо всех видов стрелялок в белый свет, как в копеечку.
И вот в условиях такой «боевой» жизни однажды я испытал настоящее потрясение совсем иного рода.
Частенько встречали мы нашего почтальона с тяжелой сумкой на плече. Это была женщина средних лет. Она разносила письма, газеты, журналы. И всегда у нее было несколько книг на продажу. Завидев ее, мы спешили к ней, обступали ее. Она охотно заговаривала, называя нас шутливо «беспризорниками», предлагала полистать журнал, книжку. Она говорила, что ей хочется наставить нас «на правильный путь».
И вот как-то развернул предложенную книжку один из моих приятелей и тут же швырнул ее на землю: «Тю-у! — сплюнул. — Да это ж для девчонок!..» «А ну, сейчас же подними!..» — грозно сказала почтальонша.
Книгу поднял другой мой приятель. Раскрыл ее и тоже слепил кислую физиономию. Ну, и я захотел убедиться в том, что книжка чепуховая. Взял ее в руки с уже некоторым отвращением. Раскрыл и по складам, про себя прочел: «Лемеле хозяйничает». Стихи…
Кажется, впервые до меня дошло, что слова могут звучать так складно. Что их можно записывать в такие забавные короткие строчки, что это может быть так весело, так интересно.
Возвращая книгу почтальону, я всем своим видом старался показать: и зачем только такую «фигню» носят в сумках почтальоны?.. Однако что-то со мной и с моим лицом сотворилось неладное. Я вдруг засобирался домой. И ребята, похоже, решили, что я действительно вспомнил что-то важное. Во всяком случае, возражений с их стороны не последовало.
Прилетел домой. Очень долго ныл и причитал, выбивая из матери стоимость книги. Она ничего не могла понять. Не мог же я сказать ей, что в этой книжке одни стихи… Язык не поворачивался. Это же позорище какое! Если о таком узнают мои приятели, то они же меня сначала заклюют насмешками, а потом и водиться со мной перестанут…
И вот выцарапал я у сердобольной мамули нужные деньги. Бросился в погоню за почтальоном.
Поймал. Она тоже долго не могла понять моей словесной тягомотины. А когда, наконец, поняла, то так расхохоталась, что я мигом вспотел и стал красным, как спелая земляника.
Книжку она уже продала. Но сказала, что на почте, кажется, есть еще одна.
На другой день я болтался у почты с замутненной душой, не позволявшей мне зайти туда самому.
Дождался, укараулил. Она вышла со своею толстой сумкой. Я подождал, пока она не свернула на тропу меж сосен, и — помчался. Догнал. Мне повезло.
Книжку я прятал в самом потаенном месте. И, прежде чем достать, раскрыть, убеждался, что поблизости никого.
Прошло много лет. Книжка эта стоит у меня в шкафу. На видном месте. Теперь я и прилюдно достаю ее с удовольствием. И снова ломаю голову над непостижимостью чуда: время летит, а дружеская улыбка, а тепло большого щедрого человеческого сердца не улетучиваются. Наоборот — участливо греют, поддерживают, переключая сознание на внимание, на восхищение Солнцем, Небом, Травой и всем живым, что копошится в этой траве.
