Встаю утром, а на кухне вместо записки и каши в кастрюле — папа. Сидит за столом в домашних штанах, пьет чай. Мы остались вдвоем. И это очень странно. Такое редко бывало, чтобы с папой — и без мамы. По выходным-то мы дома все вместе, а так обычно я — в школу, они — на работу.

Я папу спросил тогда:

— Пап, тебя что, уволили?

Он улыбнулся.

— Не уволили, а уволился. Это, — он поднял палец, — большая разница.

— Это тебя директор уволил?

— Не, директор у нас тоже ушел.

— Как это? А кто ж тогда остался?

— Рожки да ножки…

— Почему?

— Закрыли наш проект, — он грустно усмехнулся, — а еще я там кружку любимую забыл. Иди, умывайся.

У меня как раз начались каникулы, так что теперь папу можно было заполучить в любой момент, а не только по выходным. Вечером того дня мы решили поиграть в пиратов. Соорудили корабль из одеял и стульев. Папа взял крышки от йогуртов, пробил в них дырки и продел резинки. Получились повязки для одноглазых пиратов. Из старой маминой перчатки мы вырезали черную метку. И Веселого Роджера нарисовали на флаге. После того как последний матрос поднялся на борт нашей шхуны, я, то есть капитан Черный Спрут, скомандовал:

— Свистать всех наверх!

И папа, то есть боцман Ржавый Джек, закричал:

— Мы сбились с курса, мой капитан! Впереди — мель.

— Лево руля!

— Есть — лево руля!

— Право руля!

— Есть — право руля! Справа по борту — каравелла! Это королевское судно!

— Матросы! На абордаж! Захватить трюм! Пушки — к бою!

— Нас слишком мало, капитан. А они хорошо вооружены.

— Ржавый Джек — ты жалкий трус! Как только твоя мамаша отпустила тебя в море?! Сейчас же прыгай на борт и захвати сокровища!

— Есть, капитан! Вперед!

Битва была жаркой. Никто, кроме капитана и боцмана, не уцелел. Мы простились со своими погибшими товарищами согласно морскому обычаю, а всех матросов короля захватили в плен. На каравелле мы обнаружили сундуки с пиастрами, драгоценными камнями и прочими нужными вещами.

Тут открылась дверь и…

— А вот и кок! Как дела на камбузе? Я так голоден, что могу съесть кита! — вскричал Ржавый Джек.

— А я — слона!

— А я — динозавра!

— А я — тысячу динозавров!

— А я — миллион!

— А я… Пап, а что больше миллиона? Трибиллион?

— И ты еще можешь веселиться, — кисло сказал кок, то есть мама, — когда у нас такая ситуация…

Боцман снял повязку и сразу же превратился в грустного папу…

Все очень удивлялись, узнав, что мой папа — эколог. Никто из наших ни разу живого эколога не видел. Конечно, спрашивали, что именно он делает. «Что делает, что делает» — планету спасает! Вообще-то папа занимался защитой растений, но какая разница! Меня из-за папы уважали. Даже мусор при мне на землю не бросали: боялись, что папе скажу. А что будет теперь?

Но зато мы все время проводили вместе. Было весело. Играли в морской бой (я у него всегда бомбил однопалубные), в настольный футбол, делали аппликации про привидений (страшных!), смотрели мультики, читали о пиратах, ходили кормить уток на речку, ели бутерброды и конфеты, прыгали на кровати, лепили роботов из пластилина, играли в супермена, — да, без спасения планеты тоже не обошлось. И так каждый день!

Папа как будто был в отпуске. Но только в таком странном отпуске — без конца.

А мне ужасно не хотелось, чтобы каникулы прошли. Если бы не мама, вообще все было бы хорошо. Мама стала жутко расстроенная, с папой только про работу и говорила. Как придет домой, сразу же: «Ну что? Ну как? Звонил такому-то? Что он сказал? Почему из тебя все клещами надо тянуть? Я же не могу всю семью кормить. Кому ты со своим биологическим образованием нужен? Надо что-то делать. Сына, иди к себе».

И чем ей плохо, что папа дома сидит? Не понимаю. Поесть нам всегда хватает — кашу, суп, макароны, яблоки. Да я вообще одними конфетами могу питаться, они ведь дешевые! Все, что давно валялось сломанное, папа починил. И я ему помогал. Мы с ним полки сделали — под мамины горшки с цветами. Она давно такие хотела. Кран починили, который капал, приклеили обои в коридоре, крючки для сумок повесили, я сам один прибивал. Два гвоздя погнул.

Папа сказал, что маме теперь не до нас, и что надо быть мужчинами. Мужчины сами стирают свои трусы и носки. Я постирал, а мама даже не заметила.

Самое плохое, что они ругаться стали. Вот это этого я вообще не понимаю. Я когда женюсь, никогда так не буду. Ходят надутые, хмурые, а я их должен мирить. Мама потом меня обнимает, целует и прощение просит, говорит, это все нервы, ситуация сложная, папа без работы остался, все на ней… Я маме сказал: «Зато папа у нас все умеет». А мама почему-то заплакала.

И вот я тогда подумал: наверное, это плохо, что папа не ходит на работу. Да еще мама сказала, что на море в этом году мы можем не поехать. Из-за денег.

После ужина мама с папой ушли в свою комнату и долго о чем-то говорили. Но не ругались. Папа, правда, потом был какой-то странный, рассеянный. И не стал играть со мной в нападение космических зеленых слизней.

А на следующее утро каникулы кончились… Пришлось вставать рано. И не просто так — когда душа пожелает, а по будильнику. Эх…

Я пришлепал на кухню. Папы не было. На столе я увидел записку: «Ушел кормить шоколадного хирурга. Оладьи в микроволновке».

Оладьи я, конечно, съел. Но тайну записки мне это разгадать не помогло. По дороге в школу я все время думал: «Что еще за шоколадный хирург?» И в школе думал. Даже прослушал, когда Карина Леонидна меня вызвала к доске.

— Костя, ты присутствуешь на уроке? — и она вдруг появилась прямо перед моей партой.

Катька Меньшикова, вредина, могла бы и в бок толкнуть.

В столовке со мной сел Витька Петренко.

— Как жизнь? — спросил я. — Что на каникулах делал?

— А ничего. Гулял. Телик смотрел. У нас папу уволили с работы. Сократили.

— Понятно.

Не стал ему говорить, что у нас почти то же самое. Зачем? Ведь это никак не поможет. И еще я подумал, что папу, может быть, тоже «сократили», просто он мне не сказал. Чтобы перевести разговор, спросил у Витьки:

— А ты не знаешь, кто такой шоколадный хирург?

Витька — ржать. Балда.

На литературе мы читали какие-то стихи, но я ничего не запомнил, потому что представлял себе этого самого хирурга. Может быть, это такая огромная конфета, высотой с человека? Но тогда зачем его кормить? Его есть надо! А может, собаку чью-то так зовут? Вдруг папа устроился работать с собаками? Было бы неплохо! Наверное, мама тогда разрешит взять щенка. Скажем ей, что нам по работе надо. Но кому в голову придет собаку называть Хирургом, да еще и шоколадным? А ведь еще шоколадным иногда зовут коричневый цвет… Значит, папа пойдет работать в ресторан для африканских врачей. Потом они его пригласят готовить в Африку, он возьмет меня с собой, ну, и маму тоже. Будем целыми днями есть бананы и ананасы, ездить на джипе и охотиться на львов. Когда мы вернемся, я приду в школу, и никто меня не узнает, такой я буду загорелый. Все будут думать, что я — африканский принц, которого похитили и привезли в Россию… Только вот беда: папа-то готовить не умеет.

Сломал я голову с этим хирургом. Еле дождался папу. Он пришел усталый и не очень-то веселый.

— Папа! Ну, скажи, кто такой шоколадный хирург?!

Он улыбнулся.

— А это пока секрет. Потерпи до выходных и узнаешь.

И как я его не просил, он мне ничего не рассказал. С мамой они, видимо, вступили в заговор. Но зато я понял, что она больше не расстраивается. Значит, папа устроился на работу, это уж точно. Несколько раз я нападал на них из-за угла и кричал: «Открой тайну, несчастный!» Но они не поддавались.

В субботу я встал раньше них. Мама просила не будить, пока сами не проснутся. Я и не будил. Просто открыл шкаф в прихожей, а он у нас скрипит. Слышу — заворочались.

— Папа, ты уже не спишь? — спросил я в дверную щель.

Он что-то промычал. Проснулся.

Всю дорогу, пока мы ехали, я его спрашивал — куда? Папа только улыбался. Это надо же такое терпение иметь! Прямо партизанское. Ехали сначала на метро, потом на автобусе, потом еще через парк шли пешком, а за ним…

— Ой! Это же океанариум! Ура!

Удивительное дело: мы не пошли сдавать одежду в гардероб. Папа открыл дверь с табличкой: «Для персонала» и сказал:

— Заходи.

— Папа! Ты тут работаешь?! И ты молчал? Крутизна!

Папа надел специальный голубой костюм с надписью «Океанариум» и достал из большущего холодильника бадью, в которой лежали креветки, рыбьи хвосты, стояли маленькие стаканчики, полные каких-то крошек. Мы прошли по коридору, открыли маленькую дверку и оказались прямо перед аквариумом с муренами. Они торчали из глиняных кувшинов и разевали рты, как будто пели. Но папа направился в другую сторону. Мы прошли мимо огромных черных скатов. Они выпрыгивали из воды и махали своими «крыльями». Папа сказал им: «Потерпите, товарищи», и подвел меня к небольшому аквариуму, где суетились всякие разноцветные рыбешки.

— Смотри, вот он, твой хирург.

Я прилип носом к стеклу. На меня смотрела бледная рыба с желтыми плавниками. Ничего шоколадного я у нее не заметил. Но мне было все равно. Ведь я теперь ВСЕГДА! СМОГУ! ХОДИТЬ! К ПАПЕ! На РАБОТУ!

И мы пошли кормить акул.

Следующая страница

Анна Ремез		Художник Катя Васильева
Страничка автора		Страничка художника