Июль 2010 года
…
— Пап, а наши слоны правда настоящие?
— Конечно настоящие, какие еще бывают слоны? — улыбнулся отец.
— Да просто Инна Юрьевна вчера очень рассердилась, когда я ей о них рассказал. Потом долго смеялась и говорила, что настоящие слоны живут в Африке, ну в Индии, куда ни шло, они огромные и никак не могут поместиться под диваном…
— Много твоя Инна Юрьевна в слонах понимает! В этот момент под столом что-то зашуршало. Ну вот, подслушивают, знают, хитрюги, что про них говорим!
Слонов было семь, на каждый день недели, и все разные. Тот, что подслушивал, был черный и пушистенький, с беленьким «галстучком» — ну чем не котенок?.. И резвый такой же.
Выглянул из-под скатерти, встретил мой взгляд — и галопом в спальню.
— Рассказывать пошел остальным, — сказал я.
Папа шутя взлохматил мне волосы и свернул газету.
— Ну, вот что, Денис, мне работать нужно. Давай договоримся. Сегодня у нас ты дежурный по слонам. Вечером — мамина очередь, только обещай, что помоешь посуду.
— Ух ты! — обрадовался я. Подумать только: воскресный день в компании забавных соседей, да еще за главного у них!
Конечно же, я обещал папе, что не только перемою после ужина всю посуду, но еще вынесу мусор и сделаю уроки!
Папа похлопал меня по плечу в знак полного одобрения и отправился в свой кабинет. А я — к себе в комнату, считать слонов, все ли на месте.
Такая вот у нас договоренность: у каждого свои обязанности, а самое важное и интересное — в порядке очереди, чтобы обидно никому не было!
Когда я вошел в спальню, то глазам своим не поверил. Там такое творилось!
Нет, потолок не рухнул, и мебель под потолком не летала, но этого, видимо, оставалось ждать недолго.
Слонишки наши, всей своей удивительной компанией, носились по комнате, догоняя друг друга. Только пятки сверкали, да журналы с комиксами во все стороны разлетались. Что за безобразие!
«А ведь сам их научил когда-то», — покраснел я.
Завидев меня, слоны перестали бегать и виновато разбрелись по углам. Только не думайте, что я их строго наказываю! Нет, просто слоны совестливые очень, если видят, что хозяева расстроены, сами переживать начинают.
Я рассмеялся, взял на руки вторничного слона, того, что в крапинку и самый веселый — и закружил его, как на карусели. Остальные увидели, что я не сержусь, и тоже подбежали ко мне, чтоб и их покружил.
Когда нам надоело, каждый занялся тем, что нравится. Четверг с Воскресеньем устроили домик под батареей, а Понедельник приходил к ним в гости. Среда прилег на полке, по соседству с плюшевыми игрушками — и не отличишь, как будто сам плюшевый и есть!
Пятница листал хоботом папин энциклопедический словарь — ну прямо профессор, очки только надеть.
А мы со Вторником и Субботой решили историю сочинить. Про нас. Потом я ее запишу в тетрадь, а слонам выдам кисти и краски, пусть они себя сами нарисуют…
У одной старушки кот жил ученый. Он читать умел по слогам и ходить на двух лапах, как человек.
По вечерам, когда во дворе становилось тихо, а бабушка уходила к себе в комнату смотреть телевизор, он надевал ее очки, раскрывал книжку со сказками и читал, читал… Занятие это так его увлекало, что ночи становились короткими, запас свечей в комоде стремительно таял, а повседневная кошачья жизнь казалась уже пресной и скучной до умопомрачения.
Скоро он все сказки в старушкиной библиотеке до дыр зачитал. И про Красную Шапочку, и про Белоснежку, и даже про трех поросят.
Дошло до того, что сказок в его маленькой кошачьей голове стало так много, что им просто не хватало места, они наползали друг на друга, путались и вываливались из кошачьих ушей.
Близорукая старушка не замечала распластавшейся на полу Золушки или улепетывающего от нее Гадкого Утенка, и судьба сказочных персонажей не раз висела на волоске, еле-еле им удавалось избежать страшной участи быть растоптанными.
Герои перебирались из сказки в сказку, и доходило до того, что сюжеты их совсем выворачивались наизнанку. Теперь Серенький Козлик гонялся за Карабасом Барабасом, Русалочка изводила свою падчерицу Старуху Шапокляк, Золотая рыбка жила в избушке на курьих ножках, а Иван-царевич летал на пушечном ядре. Даже у Дюймовочки за спиной пропеллер появился!
В общем, не сказки, а какие-то кошмары ночные. Они и являлись кошмарами в сон бабушкиного кота, и часто случалось, что посреди ночи он просыпался весь в холодном липком поту и вопил от ужаса. Даже мышей начал бояться!
Долго пытался кот сам справиться со своими страхами, но все не уходили они никак. Что делать?
И решил наш Котофей Эдуардович — так его звали — в поликлинику сходить, на прием к профессору Комаровскому. Большому специалисту по сказочным кошмарам.
— Что ж вы, уважаемый Котофей Эдуардович, так долго тянули с вашим визитом? — покачал головой профессор, строго глядя на кота из-под толстых стекол в серебряной оправе. — Ваша болезнь уже слишком далеко зашла, прямо не знаю, что с вами теперь делать…
— А… мяу.. .что за полезнь такая? И какая, простите, мурр, от нее польза? — осторожно осведомился кот.
Доктор тяжело вздохнул.
— Насчет пользы ничего определенного сказать не могу. А диагноз ваш вполне определенен — сюжетомания. Очень распространенное душевное расстройство. Пока, к сожалению, неизлечимое…
Услышав такое, наш кот затрясся весь, съехал с кресла на пол и уставился в потолок, весь в печальных мыслях о своей неудавшейся жизни.
А там, прямо на потолке, фильм показывали, с Колобком в главной роли. Блокбастер самый новый, пять «Оскаров» на Заморском Фестивале Искусств.
И до того правдоподобный ужастик, что Котофей Эдуардович с перепугу вскочил и по шторе на самый карниз забрался.
— Всё, — говорит, — хватит меня лечить. Сам вижу теперь, что дело бесполезное. Сколько я вам денег должен?
— Что вы, что вы! — вскинул ладони вверх профессор Комаровский. — Ничего вы мне не должны! Я прием веду бескорыстный. Только за квитанцию в регистратуре шестьсот шестьдесят пиастров, сущая безделица!
И совет дал на прощание: клин клином вышибают. А значит, нужно перестать сказок бояться и попробовать их приручить.
Котофей и приручил.
Вернувшись домой, он дождался, когда бабушка уйдет в магазин за молоком, надел халат и закурил старую дедушкину трубку. Кольца дыма поднимались к самому потолку, превращаясь в удивительные картины.
Порыскав на антресолях, кот нашел баночку полувысохших чернил, а из порванной подушки вытянул настоящее гусиное перо.
— Вот… Тепе-ерь я самый настоя-ащий писа-атель. — промурлыкал он.
Детский сад для зонтиков
Услышал я тут в новостях, что у нас в городе детский сад новый открылся. Для вещей. Поудивлялся немного, голову почесал, а потом подумал: почему бы и не быть такому садику. Нужно же кому-то за ботинками беспризорными, вениками и хоккейными клюшками иногда присматривать. Особенно за теми, кто потерялся или часто дома один без хозяев остается и скучает.
Пойду, думаю, посмотрю, что за детский сад такой интересный, кто в нем воспитатели — и вообще, хорошо ли там вещам живется. Посмотрел справочник, узнал, как до него ехать, погоду заодно тоже посмотрел. Было пасмурно — и отправившись на экскурсию, я прихватил с собой свой любимый разноцветный зонт. Чтобы не промокнуть.
Дождик покрапал и перестал. Солнышко выглянуло. И я всю дорогу, пока на троллейбусе № 66 ехал, переживал, что зря зонтик взял. Носить его весь день с собой было как-то нехорошо, и возвращаться домой тоже совсем не хотелось. Что делать?
За такими мыслями я чуть было свою остановку не проехал. Очнулся, когда водитель объявил:
— Переулок Одуванчиков, дом сорок с половиной.
— Как это, дом — сорок с половиной? — удивился я. — Разве бывают у домов половинчатые номера?
Оказалось — бывают. Как раз по соседству со старой библиотекой, на фасаде которой висела табличка «Одуванчиков переулок, 40», посередине еще вчерашнего пустыря, теперь огороженного синим фигурным забором, стоял только что построенный двухэтажный дом. Стены его были разрисованы разноцветными мелками, а под окнами на клумбах весело цвели анютины глазки.
Но прежде чем все это рассмотреть, я детский плач услышал.
Во дворе гуляли воспитательницы в белых фартучках и какая-то полная дама в зеленом пальто и оранжевой шляпке.
— А-а-а, — ревел кто-то у ее ног. — К маме хочу-у-у, хочу к маме-е-е…
— У нас сегодня такие занятия интересные! — умилялась одна из воспитательниц. — А он ревет. Несносный малыш!
— Хочешь, я тебе песочницу нашу покажу? — заигрывала другая.
Третья же что-то шептала даме. Проходя мимо забора, я услышал:
— Мы его отвлекать будем — а вы как-нибудь незаметно, хорошо? А вечером его заберете. Они же только пока хозяев своих видят, ревут. А потом быстро успокаиваются.
Только тут я разглядел, что в саду и у песочницы нет ни одного ребенка. Зато с формочками и ведерками вокруг нее копошилось много разноцветных зонтов — маленькие и побольше — синие, желтые, зеленые и малиновые. Они громко шумели, толкались и что-то строили из песка. А полосатый зонтик и черненький, казалось, что-то не поделили меж собой. Махали друг на друга маленькими лопатками и перекрикивались.
Скажу честно, такого я увидеть никак не ожидал. И поскольку накануне совсем не выспался, на всякий пожарный случай глаза протер. Не помогло. Зонтики продолжали суетиться вокруг песочницы, а воспитательницы вокруг тучной дамы. В довершение этой картины я увидел что-то вообще небывалое: маленький зонтик в цветную паутинку вцепился ручками в полную даму и громко-громко плакал. Тут одна из воспитательниц, та, что про занятия рассказывала, вынув из кармана леденец, протянула его малышу. Зонтик облизнулся и выжидательно поглядел на «маму». Та кивнула, разрешая взять конфету.
— Неужели правда? — спросил я, заходя во двор. -Значит, по телевизору не обманули? Теперь и для зонтов садики появились?
— Почему же: для зонтов? — не поняли воспитательницы. — Для любых вещей. Это просто младшая группа на прогулку вышла. А так к нам всем можно. Скоро вот портфели с сумочками гулять будут — сами убедитесь.
Тем временем зонтик наш осмелел, в общую толпу таких же, как он, отправился. Воспитатели маме его заговорщицки подмигнули — и она поспешила скрыться за забором. Уже через пару мгновений с трудом можно было разобрать ее скрывающуюся за поворотом зеленую фигурку. Зонтикова «мама» придерживала шляпку пухлыми ручками и, не оглядываясь, бежала в сторону троллейбусной остановки.
Но зонтику-паутинке было уже не до хозяйки. Он вовсю был увлечен строительством. А воспитательницы наконец отправились драчунов разнимать.
И тут на меня озарение снизошло!
— А можно вам еще одного ребенка сдать? Он послушный у меня, — протянул я им своего восьми-цветика. — И компанейский очень. А вечерком после ужина я за ним заскочу.
— Отчего же нельзя? На то мы и детский сад! Зонтик подмигнул мне, спрыгнул с рук на дорожку и побежал с кем-то в пятнашки играть. А я отправился по важным делам, предупредив на прощание, чтобы сладкого моему парню много не давали.
Ехал обратно и радовался: как жить стало в нашем городе интересно! Детские сады для зонтов, кинотеатры на колесиках — даже дом кубик-рубик на Звездном бульваре построили. Что дальше-то будет?
«Летом я им в детский сад телевизор свой принесу, когда на море отдыхать поеду, чтобы не скучал, бедняжка», — думал я, засыпая под мерное покачивание троллейбуса.
Фанни и Фераинана
Кабанчик Фердинанд больше всего на свете любил ходить в гости.
Каждое утро, проснувшись, он перво-наперво делал зарядку, умывался, завтракал — и сразу же отправлялся в соседний подлесок, к кумушке Фанни, своей доброй знакомой.
Прихватив, конечно, какой-нибудь гостинец. В гости ведь не ходят просто так. А Фанни, всякий это знал, очень любила сладкое: сливочный шоколад, абрикосовую нугу, хрустящие вафли с апельсиновым конфитюром… На худой конец, могло бы подойти самое обыкновенное леденцовое печенье.
У Фердинанда печенье не переводилось, и потому с пустыми руками он не приходил никогда. (Чтобы ничего не напутать, нужно поскорее объяснить: конечно же, у Фердинанда никаких рук не было, но ведь не говорят же: «с пустыми копытами»…)
После недолгого путешествия по Одуванчиковой аллее и Одинокому пустырю, где паслась корова Гризельда, Фердинанд попадал к пряничному домику Фанни. Уютному даже снаружи, совсем кукольному, будто бы из магазина игрушек, — и не похожему на его собственный, серенький и покосившийся.
Завидев соседа еще в окошко, Фанни прятала маленькое ручное зеркальце под подушку и выходила на крылечко.
— Какая неожиданность, — удивлялась она, хоть и ждала прихода Фердинанда каждое утро. — Копыта вытирать не обязательно! Ночью шел дождик и очень хорошо помыл мой луг. Теперь здесь везде чистенько — и внутри, и снаружи.
Фердинанд был очень вежлив, поэтому перед входом в домик Фанни он все же расшаркивался, а потом еще и пропускал заботливую хозяйку вперед.
После этого полагалось долго-долго сидеть в гостиной, на высоком диванчике, болтая копытцами и рассказывая друг другу, что видели во сне, какой громкой и страшной была вчерашняя гроза, и зачем Гризельда жует траву, и какой нынче выдался солнечный день, и что у Кривой сосны будет замечательная распродажа ситцевых платочков. Да мало ли о чем можно было поговорить таким замечательным утром!
А потом было чаепитие. Фанни заваривала терпкий фруктовый напиток, Фердинанд выносил на веранду стол с резными ножками — и, устроившись в плетеных креслицах, они медленно потягивали его из блюдец.
— Хорошо-о-о, — говорила Фанни, улыбаясь и смахивая с розового лба проступившие капельки.
«Какое замечательное утро», — молча поддерживал Фердинанд.
Птички чирикали, вторя их настроению — и было счастье…
Как-то ясным летним деньком, как раз перед обедом, Фанни решила прокатиться на карусели.
А почему бы не прокатиться? Ведь на Радужной полянке были такие замечательные карусели, что даже в «Дырчатой Правде» о них писали.
Вся округа с утра до вечера толклась на Радужной полянке. Каждый спешил урвать свою порцию карусельного счастья.
Билеты раскупались так быстро, что дедушке Персею, старому подслеповатому барсуку, приходилось каждый день печатать новые: и когда синяя краска закончилась, в обороте появились зелененькие, свежепахнущие листочки, почти что неотличимые от тех, что на деревьях.
«Сейчас немного покатаюсь — и домой, — думала Фанни. — Ведь если очень долго кружиться, все мысли в голове могут перемешаться — как тогда узнать рецепт земляничного пирога?.. »
— Никак не узнать, — услышала она за спиной чей-то тонюсенький голосок.
Наверное, Фанни так сильно увлеклась своей мудрой мыслью, что не заметила — и сказала ее вслух.
Голосок принадлежал давней знакомой Фанни — хрюше Тишке, большой домоседке и ужасной скромнице. Таких больше на весь лес не сыщешь. Тишка так редко бывала в обществе, что появление ее здесь, на Радужной полянке, очень удивило любознательную Фанни.
— Как, и Вы?.. — только и сказала она.
— Очень уж мне захотелось поглядеть, ну хоть одним глазком, что это за карусель такая… — объяснила Тишка.
— И то верно. Сиди — не сиди, а прогресс на месте стоять не будет. Нынче вон они какие, эти карусели: блестящие, и с огоньками на крыше. А лошадки— прямо как живые, «иго-го» кричат — и норовят с карусели в лес убежать.
Фанни так усердно нахваливала карусельную жизнь, что Тишке еще больше захотелось поскорее прокатиться. Хоть и боязно немножко.
«Ничего, — думала она. — Я как-нибудь поскорее, и глаза зажмурю.»
Но когда они подошли к суровой ежихе, продававшей билеты, оказалось, что билетов на карусель больше нет, все раскупились!
Но зато оставались желтенькие билетики на аттракцион с качелями. Целая пачка. Потому что качелями этим летом совсем никто-никто не интересовался.
Фанни и Фердинанд сидели в саду на скамейке и наблюдали за ползущими куда-то облаками.
Был вечер, корова Гризельда тихо щипала траву. Пахло сиренью. И где-то вдали чуть слышно играла музыка.
— Смотри, вот то, розовое, с передничком, похоже на тебя, когда ты булочки печешь. А вокруг, те, что поменьше и повоздушней — это мука рассыпалась.
— Ой… — расстроилась Фанни. — Бедные качельки. Им, наверное, должно быть не по себе.
От этих слов у добросердечной Тишки даже слезинка навернулась.
И они, не договариваясь, засеменили в сторону одиноких старых качелей.
День клонился к закату… Детский смех давно уже смолк, а ежиха Катерина, распродав все билетики, тихо вязала под сенью старой липы.
Но Фанни с Тишкой все не уходили.
Когда качели взмывали вверх — сердечко Тишки замирало, но всего лишь на коротенький миг. Потом снова становилось совсем не страшно.
— Давно я не чувствовала себя такой счастливой. Подумать только: столько удовольствия за маленький желтый билетик!
Качели были старые и облупившиеся, но свинкам не было до этого никакого дела.
Потому что вот так, когда взлетаешь к небу, вместе с тобой куда-то вдаль летят твои мысли, и полету этому нет конца.
«Где-то там, за горизонтом, — думала Фанни, — теперь, наверное, заблудился рецепт моего пирога.»
Фанни посмотрела туда, где, по мнению Фердинанда, была еще одна она, большая и летучая, — и хрюкнула от удовольствия.
— Какая я смешная! Никогда не думала, что так глупо выгляжу в этом кружевном фартучке…
И вдруг погрустнела.
— А откуда ты знаешь, что я муку рассыпала?
— А я и не знаю, так, придумал.
— Только я не булочки пекла, а рулет с голубикой. А ты можешь придумать, как та, другая, Фанни вязать научилась? Я ведь очень-очень хочу!
В этот момент в поле зрения Фанни попало еще одно облако. Сначала она внимательно всматривалась в него, пытаясь понять, чего это в нем ТАКОГО. Так внимательно, что глаза заслезились, и Фанни часто-часто захлопала ресницами.
А потом как давай смеяться!
— Смотри, Фердинанд, да это же ты на велосипеде! На трехколесном, с гуделкой вместо звонка. Правда! Вон и педали есть.
Фердинанд поглядел на облако и покраснел.
— Он двухколесный, ничего ты в облаках не понимаешь!
— Еще как понимаю, — не растерялась свинка. — Вон они, наши карусели, а там, чуть левее, бобровая запруда, посмотри, даже плотину видно.
Михаил Лероев |
Художник Елена Болгова | Страничка автора | Страничка художника |