Февраль 2007 года

170 лет со дня трагической дуэли Александра Сергеевича Пушкина с Жоржем Дантесом на Черной речке и смерти поэта — от полученной раны — в своей квартире на Мойке, 12

Пушкин — явление единственное

На вопросы журнала «Костер» отвечает Юрий ПРОЗОРОВ — директор Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской Академии наук

— Юрий Михайлович, первый вопрос — о дуэли Пушкина. Осенью 2006 года праправнук Жоржа Дантеса, барон Лотэр, посетил Петербург и оставил запись в книге почетных гостей в Мемориальном музее-квартире Пушкина на Мойке, 12, где ровно 170 лет назад, осенью 1836 года, Жоржу Дантесу навечно было отказано от дома. Как Вы считаете, возможно ли прощение в трагической истории дуэли Пушкина и Дантеса? Всегда ли в результате дуэли поэт должен «пасть несчастной жертвой»?

— То обстоятельство, что потомки Дантеса приезжают поклониться Пушкину, по-христиански не может не вызывать признательного чувства, особенно если в этом поклонении содержатся и черты позднего покаяния за предков. Из чего не следует, что убийца Пушкина может быть когда-нибудь прощен или хоть сколько-нибудь оправдан. Деяние Жоржа Дантеса— непрощаемое злодейство. Гибель же Пушкина — незаживающая рана русской культуры и русской души, может быть, ее родовая травма. От этого нельзя вылечиться и освободиться. Проницательно сказал об этом поэт и критик XX столетия Георгий Адамович: «Если есть в нашей смутной и темной истории смысл, то в ней самое ясное, самое значительное то, что Россия безотчетно принесла в жертву Пушкина как лучшее, что у нее было».

Смерть Пушкина — не только потрясение российской истории, в ней скрыт еще и таинственный метафизический смысл. Она глубочайшим образом совпадает с русскими представлениями о том, каковы должны быть судьба поэта и смерть поэта. Представления эти складывались задолго до гибели Пушкина, и складывались первоначально как поэтические мотивы. Еще на заре пушкинской эпохи в элегиях Жуковского возник трагический образ безвременно умирающего юноши-поэта, певца, погибающего не по какой-либо несчастной причине, но по несовместимости с земной жизнью, по предопределенности. Поначалу, повторю, это был мотив сентиментально-романтической элегии. Но история русской поэзии, и кончина Пушкина в первую очередь, сделали его жизненным фактом в ранге закономерности. Пушкин, Лермонтов, Веневитинов, Баратынский, Блок, Есенин, Маяковский, Мандельштам своей судьбой словно материализовали мотив поэзии, доведя его до получившего широкую распространенность представления о том, что поэт, настоящий поэт должен быть молод и молодым умереть. Конечно, есть в культуре и другой образ, образ старого поэта, мудреца и мастера. Этому образу соответствуют упомянутый уже Жуковский, Тютчев, Фет, создавшие в поздние свои годы, быть может, лучшие из своих шедевров. Но поэт, погибающий безвременно, молодым, и оправдывающий этим свое призвание, наполняет наши понятия о поэтическом даровании особым трагизмом, и здесь обнаруживает себя точка, в которой поэзия соединяется с болью сердечной.

— Великая русская актриса Фаина Раневская жалела иностранцев, потому что у них нет Пушкина. Юрий Михайлович, как Вы считаете, есть ли Пушкин у современной российской молодежи? В чем его актуальность сегодня?

— Спору нет, Пушкин — явление единственное, при всем том, что в литературах Запада и Востока есть свои великие писатели и великие выразители национального духа. Пушкин, однако, все равно особенный, и не только потому, что он — наш. В нем и в его творчестве оказался в высокой степени олицетворен, — и в этом, к слову сказать, заключены и сегодняшняя необходимость Пушкина, и его значение на все времена, — общечеловеческий идеал всесторонности, «всеотзывчивости», говоря словом Достоевского, совмещенной с единством духовной личности, то есть идеал духовной гармоничности. Как сама жизнь, Пушкин представляет собой единство и равновесие противоположностей: юность русской культуры, он одновременно и ее недосягаемая вершина; русский национальный поэт, он вместе с этим и незаменимый проводник мировой культуры в русском культурном мире, «всемирное внимание», по точным словам Розанова; поэт весны, он и поэт осени; аристократ, гордившийся древностью своего рода, он с необыкновенной любовью воссоздавал образы простого человека и любил простую жизнь; наделенный даром веселости, он носил в себе трагическое сознание; всем понятный и доступный, он являет собой загадку высшей сложности…

Что же касается места Пушкина в современной молодежной культуре, то, наверно, это место, как и место всей художественной классики, сокращается. Полагаю, что это проблема молодежи, но не проблема классики. Нужно вместе с тем сказать, что молодежь никак нельзя представить себе сообществом сколько-нибудь однородным. В ней есть многое и разное, в том числе, и большой гуманитарный потенциал.

— Юрий Михайлович, 2007год объявлен в России Годом чтения. Как Вы относитесь к пушкинской формуле «Чтение — вот лучшее учение!»?

— Как бы ни развивались сегодня технологии просвещения, какие бы новые формы ни принимал современный образовательный процесс, нам не дано уйти от основополагающего элемента образованности — чтения. И не только потому, что слово — наиболее универсальный носитель смысла и образа бытия, а искусство слова — наиболее содержательный сгусток познания. Дело еще и в том, что чтение — это труд, и довольно нелегкий, а это значит, что плодами этого труда могут быть столько же прибавление знаний, сколько и неповторимый, ничем не заменяемый рост личности. Замечательный писатель пушкинской эпохи В. Ф. Одоевский в своих «Сказках и рассказах дедушки Иринея» замечал, что от чтения глаза умнеют.

— Юрий Михайлович, спасибо Вам за интересную беседу. Мы и наши читатели надеемся вновь встретиться с Вами на страницах «Костра» в Пушкинский день России.